– Ну как Антониони? – светски спросила я, сгорая от
стыда за марганцовку в ванной.
– Туфта полная, – честно призналась Венька, – меня
только на двадцать минут хватило. И почему только творческие работники не
выходят на пенсию?.. Знакомьтесь – это Мышь. А это – Фархад и Марк. Фарик и
Марик.
На Фарика и Марика я произвела впечатление не большее, чем
замызганный окурок, брошенный на асфальт. Они смотрели только на Веньку.
– Мышь сценарии пишет. Никакой реакции.
– Фарик журналист, а у Марка здесь бизнес намечается.
– Радостно за него. – Я вдруг позавидовала Веньке. Мне
вполне хватило бы кого-нибудь одного.
– Ты не бойся, мы не останемся. Мы квартиру сняли на
Алексеевской, – И когда только успели?
– Лето. Дни длинные, – лениво разлепил губы Марик.
– Мы поедем. А я тебе завтра позвоню. Здорово было,
правда. Я рада, что так получилось.
Я поморщилась.
Фарик и Марик поднялись как по команде – оба высокие, хорошо
сложенные и еще не заматеревшие.
"Ну и черт с вами”. – Входная дверь хлопнула.
Я опять осталась одна.
* * *
Венька действительно позвонила мне на следующий день. Мы
встретились на нейтральной территории, на Новом Арбате (я не была там года три,
хотя все это время, за исключением месячной эпопеи с продажей бабушкиной
квартиры, безвылазно просидела в Москве).
Мы сидели в летнем кафе у кинотеатра “Октябрь” и пили
отвратительно теплый сок. После вчерашних возлияний мне все еще было муторно, и
трубку взять с собой я не решилась. Зато купила пачку самых дорогих сигарет –
вообще-то, мне было всегда все равно, что курить, я так и не научилась получать
от этого удовольствие. Но сигареты были моим спасением в общении с другими
людьми, они придавали мне иллюзию независимости и незакомплексованности – это
был психологический барьер, преодолеть который не представлялось никакой
возможности.
Иван, читавший меня даже не как беллетристику средней руки,
а как комикс, сказал однажды: “Если у тебя такие проблемы, то чем наживать рак легких,
купи себе четки. Займешь руки, а все остальное приложится”.
Я вдруг вспомнила об этом сегодня, в летнем кафе, за соком,
сидя напротив девятнадцатилетней соплячки с восхитительно длинными ногтями.
Ее мальчики сидели рядом, за соседним столиком, с видом
угрюмых телохранителей. , – Слушай, – непринужденно сказала Венька, – меня тут
мысль озарила… Только не подумай, что это наглость с моей стороны… Словом, мы
могли бы работать вместе, почему нет? Фарик, между прочим, – криминальный
журналист, так что все свеженькое, полный эксклюзив. Сейчас это хавается,
почему не попробовать. Могли бы объединить усилия.
"Поздравляю, девочка, у тебя собачий нюх на такую
безвольную инфузорию, как я”.
Я выбила сигарету из пачки:
– Шла бы ты лучше в топ-модели. Венька заговорщицки
скосила глаза на своих телохранителей и прощебетала:
– Десять сантиметров не хватает до стандарта. Так что
это отпадает.
Я вдруг подумала, что спустя семь лет все может повториться
снова. И мой позвоночник впервые за долгое время дал слабину и превратился в
плющ, готовый обвиться вокруг этой девчонки. Искушение закрыть глаза и
положиться на чужую волю было таким сильным, что я даже зажмурилась.
– Серега говорил, что ты просто классно пишешь .
– Да?
– ..так гениально, что просто крышу сносит!
– Ну, не я конкретно, а уже распавшийся коллектив
авторов.
– Можно придумать что-нибудь подобное.
– Подобного уже не будет.
– Будет лучше.
– Что, хочешь попасть в обойму? – проницательно спрос
ила я.
– Очень! Причем сразу – и в яблочко.
– А при чем здесь я?
– Ты пока не говори ничего, просто подумай. В любом
случае – позвони.
…Я не позвонила – ни на следующий день, ни через неделю. С
одной стороны – каждому человеку нравится быть соблазненным: все равно чем –
главное, соблазненным. Но с другой – я терпеть не могла эту провинциальную
прыть, эту нахрапистость, эту железобетонную уверенность, что именно твоя
свежая кровь окажется нужной группы.
И все-таки Венька не выдержала и позвонила. Первой. Не знаю,
чего уж там наплел неугомонный оператор Серега Волошко о моих литературных
экзерсисах.
– Ну.., как? – спросила Венька. – Решила что-нибудь?
– Знаешь, я, пожалуй, не гожусь. Возраст, знаешь… Пора
о душе подумать. А ты приезжай – просто так, без всяких меркантильных
интересов…
Но приехала не Венька, приехал один из мальчиков – Марик.
Он заявился вечером, без предварительного звонка, с бутылкой
вина и цветами – очень самоуверенно с его стороны. Я была наслышана о таких вот
мужских штучках.
– Лучше бы водку принес, – вместо приветствия сказала
я.
Марик растерялся:
– Сбегать, что ли?
– Сбегай.
Он развернулся на каблуках и, как был – с цветами и вином, –
отправился за водкой. Я выиграла время, чтобы собраться с мыслями и оценить
ситуацию. Конечно, это определенный жест, только вот чей – его самого или
Веньки?
Я мельком взглянула на себя в зеркало – конечно же, Веньки,
она решила пожертвовать фигурой. Но нужно отдать должное, фигура была весьма
привлекательной.
…Мы сидели на кухне битый час и пили водку. Но, несмотря на
выпитые полбутылки, разговор не клеился – я слишком отвыкла от людей вообще и
таких молодых – в частности. Марик рассказал дюжину анекдотов, из которых
удачными были только два: какие-то уморительные истории из жизни узбекских
аборигенов. Я ответила ему заезженными, пятилетней давности, киношно-постельными
новостями. , А потом кончилась водка.
Мы оба были восхитительно трезвы.
– Ну? – спросила я. – Что дальше?
– Еще сбегать? – предложил он.
– Пожалуй, не надо. Ненавижу это делать на пьяную
голову. Ты ведь за этим пришел? К малознакомой стареющей женщине на ночь глядя?
"Лихо”, – одобрил меня мертвый Иван. “Лихо, лихо”, –
одобрил меня уехавший Нимотси. Марик неожиданно покраснел как мальчишка. “Мои
мальчишки”, – вспомнила я Веньку.
– Кофе хочешь? – спросила я.
– Да.
– Я сварю. – Мне вдруг понравилось амплуа
проницательной стервы, выскочившее из меня, как черт из табакерки.
– Я помогу, – сорвался с места он.
В крошечной кухне, у крошечного столика нам обоим было
тесно, то и дело мы задевали друг друга. Видно было, что он на что-то решается,
– во всяком случае, его нечаянные прикосновения стали более осмысленными.
