– Что ты говоришь!
– Только – ш-ш, – прижал палец к губам Серьга, он
стремительно пьянел, – теперь он на повышение пошел, девочек для богатеньких
буратин поставляет, тех, которые на “Мисс грудь” корячатся. Остобрыдло все, сил
нет.
– Ну и возвращайся к себе в Марий-Эл. Экологически чистый
самогон и никакой консумации.
– Да ты смеешься! Что я там буду делать? Для районной
администрации лозунги клепать? Или в драмтеатре пьесу оформлять, “Алые паруса”?
– Это лучше, чем нелегально…
– Да ты что! Все легально. Модельное агентство есть,
очень даже ничего.
– Слушай, Серьга, мне действительно нужна работа, а я в
Москве никого не знаю. Может быть, поговоришь обо мне с Тумановым, представишь
как хорошую знакомую? – Я пристроилась в опасной близости от Серьги. – Это было
бы удобнее, по рекомендации сотрудника, главного художника…
– Возможно. Если… – Серьга протянул ко мне худую руку.
Я сидела неподвижно и наблюдала, как пальцы Серьги ощупывают
мою голую шею.
– И ты такая же сука, – внезапно констатировал Серьга.
– Такая же сука, как и эта чертова Алена.
– Я бы не делала таких скоропалительных выводов.
– А что ж сидишь и не рыпаешься, когда я руками шарю? –
пьяно хихикнул Серьга.
– Ты пока не шаришь, – рассудительно заметила я. – А
будешь шарить – получишь по яйцам.
– Ой-ой-ой! Чем же это тебе яйца не угодили? Или тоже
по бабам прыгаешь, как и эта двустволка долбаная?
– Нет.
– Все вы одинаковые… И эта тварь питерская, всю душу
мне, как моль, изъела, ни на одну честную давалку теперь смотреть не могу… –
Голова Серьги упала на грудь, он замолчал на полуслове и через секунду уже
мирно посапывал.
А я продолжала рассматривать карандашные наброски – из
чистого любопытства не посвященной в тайны творчества. Скорее всего они были
последними по времени и относились к лету – к самому началу лета, если судить
по подписям к ним. Но теперь, по прошествии лет. Серьга охладел к развернутым
характеристикам событий – под набросками были только даты.
Туманов в карандашном исполнении Серьги был вполне узнаваем,
вот только подбородков и почитательниц у него прибавилось: во всяком случае, на
плотных листах картона это выглядело именно так. Чем-то эти стремительные,
немного наивные линии напомнили мне Тулуз-Лотрека, и я снова подумала о том,
что Серьга талантлив. Но, в отличие от певца Мулен-Руж, Каныгин к своим
женщинам относился небрежно – они были едва прописаны и иногда выглядели просто
карикатурно, Алена действительно проехалась катком по девственно-чистому
каныгинскому чувству: оставаясь его музой, она, далекая, но не забытая, терзала
его, как стервятник – падаль. На мужиках Серьга отрывался – их изображения были
достоверны и почти ученически старательны.
Я перевернула еще несколько листов и замерла: рядом с
традиционным уже Володькой был изображен Александр Анатольевич, тот самый тип,
кому я отдавала свои сценарии. Александр Анатольевич был схвачен несколькими
штрихами, торопливыми и бесстрастными, но это, несомненно, был он – те же
сломанные борцовские уши и голова под строгий бобрик.
Это была удача!
Ай да Серьга, вот все и стало на свои места. Дата под
наброском гласила: “31 мая”. Нимотси же появился в Москве в июне.
Я воровато оглянулась на спящего Серьгу – он лежал,
беззвучно открыв рот и завалившись на бок. Правая рука неловко поджата, носки
на ногах сползли, обнажив тонкие сухие щиколотки, абсолютно лишенные растительности.
Ну и хорошо. Спи спокойно, дорогой товарищ!
Я собрала все эскизы, которые относились к Туманову и его
ночному клубу, – стопка собралась не очень большая, но внушительная. Сложив их
в сумку, я закрыла папку и заставила ее другими папками; творческое наследие
Серьги позволяло надеяться, что он хватится ее не скоро.
Я накрыла Серьгу валяющимся возле дивана пледом и осторожно
прикрыла дверь в комнату.
Некоторое время я просидела на кухне, прислушиваясь к
незакрытому крану в ванной.
Самым страшным искушением было забрать вгиковские наброски с
Иваном. Но этого я не сделала, не имела права делать – это был не мой взгляд на
Ивана, пусть он остается в запыленных папках Серьги и ругается матом, проиграв
бутылку водки.
Я улыбнулась – это было как раз в стиле Ивана. Потом
сдвинула на край стола остатки гостеприимного ужина в марийском национальном
стиле, взяла плотный листок бумаги и написала:
"Спасибо за чудесно проведенный вечер. Все было
забавно. С нетерпением жду звонка. Рисунки великолепны, готова выступить моделью.
Целую. Ева”.
Затем, подумав, приписала свой домашний телефон и прислонила
записку к самогонной бутыли – теперь Серьга не мог ее не заметить.
Что ж, мне больше нечего здесь делать. Я тихонько притворила
дверь в квартиру и вышла на улицу. Судя по рисункам, лежащим у меня в сумке,
остаток вечера обещал быть интересным.
Взяв машину и посулив шоферу деньги, сопоставимые с его
дневной выручкой, я уехала к себе на проспект Мира.
Дома, едва раздевшись и проглотив анальгин – марийский
первач давал о себе знать, то незначительное его количество, которое попало в
организм, вызвало реакцию отторжения, – я расположилась на полу, где разложила
каныгинские наброски. Теперь у меня было время, чтобы изучить их детально.
Туманова и его девочек я отмела сразу – они меня не
интересовали. Гораздо более интересными были сюжетные композиции с приятелями
Туманова. Безусловно, я отдавала себе отчет, что большинство из них попало на
карандаш случайно – для Серьги возня с эскизами была условным рефлексом, он
рисовал что угодно, стоило только этому “чему угодно” оказаться в поле его
зрения: такого шлака было в набросках навалом – поворот головы, начатый и
незаконченный; силуэт, брошенный на произвол судьбы; откровенная неудача,
которую Серьга тут же досадливо заштриховывал. Но и эти случайные объекты
нельзя было сбрасывать со счетов – всего я насчитала десять разнообразных
мужских голов, которые и объединила в кокетливую рубрику “НЛО”.
Постоянных спутников Туманова – тех, кто встречался на эскизах
больше двух раз, – было четверо, я назвала их “Кордебалет”. Больше всех повезло
именно Александру Анатольевичу, он был изображен трижды; причем самым
прорисованным был тот портрет, который я увидела еще на квартире Серьги. Другие
эскизы были менее детальны, несколько характерных линий, только и всего.
Да, ты бисируешь, Александр Анатольевич, похвалила своего
бывшего порноредактора я. С тебя и начнем.
План действий, который выработала я, был примитивным, но
единственно возможным. Серьга подвернулся мне в самый подходящий момент – он-то
и станет моей визитной карточкой, ключом, который откроет мне дверь в
сомнительный мир Володьки Туманова. Сейчас от меня требовалось одно – точно
разыграть роль восторженной провинциалки, готовой на все, чтобы утвердиться в
сумасшедшей Москве. Этот путь был самым легким, он не вызывал сомнений – что
еще остается неглупой смазливице – вперед и вверх! Теперь я, как броней, была
защищена своей внешностью, которая мало кого оставляла равнодушным. До сих пор
я не знала, почему это происходит, мало ли красивых баб роет окопы собственного
благополучия. Но пока мне удавалось все – и это касается не только мужчин.
