– Ну, как ты меня находишь? – спросила я Сережу,
которого, уже давно мысленно потрепав по мясистым ушам, решила называть Сержем.
Серж, выйдя из состояния мрачного анабиоза, в котором
пребывал, ответил:
– С удовольствием нашел бы тебя на заднем дворе
городской санэпидстанции с дыркой во лбу. Но, к несчастью, чудеса невозможны.
– Действительно невозможны, иначе я бы тебе обязательно
понравилась.
– Ты же не сотенная купюра, чтобы мне нравиться.
– Надеюсь, твой хозяин будет хоть чуть-чуть галантнее,
– примирительно сказала я Сержу.
– Его дело, – отрезал он.
…Грек появился ровно в семь, пунктуальность, судя по всему,
была его коньком. Он осмотрел нас с живым интересом, но как единую скульптурную
группу, даже не выделив мой приглушенный ненавязчивый макияж. А ведь за
последние полтора часа я сделала все, чтобы понравиться ему.
– Ну, вы поладили? – спросил Грек тоном старой девы,
которая оставляла в чужих руках свою любимую кошку для брачных игр, а теперь
жаждет узнать результаты.
– Безусловно, – ответила я за себя и за Сержа, – весь
день играли в карты на деньги.
Серж, ставший в присутствии хозяина кротким, как овца,
молчал.
– Вы готовы? – спросил меня Грек.
– Да. – Ни он, ни я не вложили в вопрос и ответ двойных
и тройных смыслов, так, старые приятели, собирающиеся на деловую вечеринку.
– Тогда поехали. Сережа, проводи нас. Серж с
готовностью проскочил вперед, я видела только его коротко стриженный
самодовольный затылок, умеющий быть таким преданным хозяину.
– У вас отличный сторожевой пес, – с милой улыбкой
сказала я Греку.
– Спасибо. Вы тоже отлично выглядите, – вернул мне
комплимент Грек.
– Он даже обнюхал мои вещи. Хорошо, что не пометил.
– Сережа не доверяет никому.
– А вы? , – Иногда.
…Спустя полчаса я сидела за столиком Грека в “Паризиане”.
Все было так же, как и два дня назад, – тот же джаз, те же музыканты,
старательно подражающие великим неграм. Только столик, за которым мы сидели с Власом,
так и не был занят. Хрупкие бокалы, стоящие в обрамлении салфеток, благополучно
пережили Власа, их стекло даже не замутилось. А я не могла отделаться от
малодушного ощущения, что Влас сейчас появится, на ходу подтягивая брюки. Но он
не появился. И вместо циничного трепа с моим глуповатым любовником я была
вынуждена светски заказывать блюда, о названиях которых не имела понятия.
Грек был подчеркнуто вежлив, и со стороны мы казались
банальной любовной парочкой.
– Знаете что, – наконец не выдержала я, – мне плевать
на ваш ресторан, до двадцати шести лет я даже не подозревала об их
существовании. Заказывать я не умею и нож для рыбы вполне могу всадить под
ребра зазевавшемуся официанту.
– Ну, не стоит возводить на себя напраслину, – мягко
пожурил меня Грек, – вы ведь не инфант террибль, как бы ни пытались мне это
доказать. И потом – ножи для рыбы, как правило, туповаты.
– Мне все равно. Заказывайте сами.
Грек заказал еду, и мы продолжили наш светский разговор.
– Вы занятная штучка. – Он пристально рассматривал меня
сквозь наполненный шампанским бокал.
– Это оптический эффект, – не осталась в долгу я. –
Взгляните на меня невооруженным глазом, и ваше мнение сразу переменится.
– Сережа вас возненавидел, я это понял сразу. – Грек не
счел возможным поддержать мой игривый тон.
– Это не повод, чтобы пустить меня в расход.
– Это повод, чтобы задуматься. Редко кто вызывает у
него такие сильные эмоции. Максимум, на что его может подвигнуть человек, –
брезгливое равнодушие.
– Человек или женщина?
– Хороший вопрос. Но он уже много лет моя тень, а у
тени не бывает личных пристрастий.
– На вашем месте я не стала бы обольщаться.
– И тем не менее… Вы, несомненно, мало похожи на
других.
– Людей или женщин?
Грек коснулся моей щеки кончиками пальцев – впрочем,
прикосновение не было чувственным, оно ничего не обещало.
– Людей, девочка, людей. Боюсь, что как женщина вы еще
достаточно примитивны, вы только нащупываете свою тактику. И чтобы вы не теряли
на это время, маленький совет: можно либо подчинять, либо подчиняться – так
поступают мужчины. Женщины же комбинируют эти два понятия, и этим отличаются от
мужчин. Ничего другого человечество не придумало. Так что война полов – это
всего лишь никем не нарушаемое вечное перемирие, где каждый возделывает свое
поле и никто никому не мешает.
– Но есть еще третий путь – вообще выйти из игры.
– Не пойдет, – наставительно сказал Грек, – все, кто
мог, уже вышли и благополучно устроились в качестве символов мировых религий.
– Думаю, что не это вас беспокоит.
– Да. – Грек внимательно смотрел на меня. – Я все время
вижу в вас двойное дно, но разглядеть, что на нем покоится, никак не могу.
Что-то ускользает от меня, а я не люблю, чтобы от меня что-то ускользало.
– Если это касается того, что произошло…
– Похоже, нет, – Грек старательно подбирал
формулировки, – это скорее касается вас самой.
Конечно, он был проницательным человеком, это тебе не Влас с
его аккуратной задницей и хорошо подвешенным членом, – однако и он не смог
сформулировать главного. Потому что главного не знала я сама. Я не знала своей
собственной души, нынешней души, – она так же формировалась, как и совсем
недавно лицо; она еще не устоялась, она позволяла себе гримасничать и быть
некрасивой – и, как ни странно, это мне нравилось. Но зато не нравилось Греку –
я вспомнила вдруг грубое откровение Власа: “Я ненавижу то, чего не могу
понять”, естественная человеческая реакция.
– Хотя разгадка может быть самой простой, – продолжал
размышлять Грек.
– Выдумаете?
– Ловлю себя на мысли, что мне хочется вас раздеть.
– Вот как? – Я удивленно вскинула брови и подумала, что
вовсе бы не сопротивлялась этому. – А как же ваше кредо не заводить любовниц?
– Вы опять меня не поняли, – остудил мой пыл Грек. –
Вас хочется раздеть в самом опасном смысле слова – сдернуть кожный покров, как
сдергивают одеяло.
– Стоит ли?
– Есть еще один щадящий вариант – терапевтический.
Нужно просто понаблюдать за вами, когда вы спите и не можете себя
контролировать. Так что опасайтесь заснуть с кем-нибудь в одной постели. Это
дружеский совет.
– Дружеская поддержка была бы воспринята мной с не
меньшим энтузиазмом. – Грек, конечно, был хорош со своими симпатичными, но
маловразумительными софизмами, но обольщаться не следовало; сейчас у хищника
перерыв на обед и он вполне может пофилософствовать до следующего приема пищи.
А пищей можешь оказаться ты, Власа стерли с земли, как хлебные крошки со стола,
а ты ничем не лучше Власа. – ..
