– Вы голодны? – спросил Грек тихим голосом. Ничего себе
фразочка для начала знакомства.
– В общем, нет, – ответила я и тоже начала бесстрашно
рассматривать Грека.
– Как вас зовут?
– Ева, – коротко и ясно, вполне в духе этого делового
человека.
– Скажем так, Ева, – резюмировал он. – Меня это
устраивает.
– Меня тоже. Скажите, что с ним будет?
Конечно, я имела в виду Власа, и он сразу же понял это.
– А как вы думаете?
– Надеюсь, что так же, как и вы. Иначе не стоило всего
этого затевать.
Мой ответ понравился ему и заинтриговал одновременно, я
видела это по его безразличному лицу, чуть больше безразличному, чем следовало.
– На Очаковскую, Сережа, – сказал водителю Грек. Машина
плавно тронулась с места.
– Это случайно не местная контора ФСБ? – поинтересовалась
я у Грека.
– Нет. Свои дела я улаживаю сам. – Вялые складки у рта
подобрались, как хищник перед прыжком; он действительно улаживал свои дела сам,
Влас был лишь досадным эпизодом. “Ты и сама можешь стать одним из таких
эпизодов, если начнешь зарываться, будь начеку”.
– Тогда, если можно, заедем на Васильевский. Мне нужно
кое-что отдать вам, и тема будет закрыта.
Грек властно кивнул шоферу – мы отправились на Васильевский,
за всю дорогу так и не сказав друг другу больше ни слова.
Через двадцать минут я уже стояла посреди маленькой убогой
комнаты, моего временного – слишком временного – пристанища; раскрытая постель
еще хранила вмятины от тела Власа, и потому я старалась не смотреть на нее. Я
быстро собрала все, что касалось меня: вещи, купленные для обольщения Алены, –
мне не хотелось с ними расставаться, маленькая женская слабость; те немногие
документы, которые у меня были, так и не просмотренная кассета Нимотси, его
записная книжка, моя записная книжка… Я забрала и то, ради чего приехала: фотографии
Грека с собаками и телохранителями. Мне они не были больше нужны, но вполне
могли выступить в качестве маленького сувенира – ракушечный грот, глянцевая
открытка с видом Ласточкина Гнезда: привет из солнечного мира заказных убийств.
Грек терпеливо ждал меня.
– Вы рисковали, Ева, – сказал он, когда машина снова
покатила по неухоженным питерским улицам, – вы рисковали, и, возможно,
неоправданно.
В его голосе не слышалось угрозы, скорее это было похоже на
многообещающее начало мимолетных отношений, интеллектуальный флирт, где все
роли расписаны заранее и мне отводятся резонерские реплики младшего партнера по
бизнесу, от которого избавляются за двадцать минут до титра “конец”.
– Возможно, – согласилась я, небрежно передавая Греку
пачку фотографий, – только предупреждаю: я не имею ни малейшего представления о
заказчиках; Так что вольные упражнения на дыбе, выкручивание суставов и
сожжение на костре в духе старой доброй инквизиции будет малоэффективно.
Грек с плохо скрываемым интересом рассматривал фотографии.
– По-моему, я вполне фотогеничен, – сказал наконец он.
– Вы не находите?
– Нахожу. Вам даже не нужно доплачивать женщине, чтобы
лечь с ней в постель, – позволила я себе маленькое хамство случайной попутчицы.
– Я люблю свою жену, – голос Грека был все таким же
тихим. – И не трачу деньги на любовниц.
– Надеюсь, это взаимно.
– Увы, нет. Это вы фотографировали?
– Нет. Эти снимки делал парень, которого я вам сдала.
– Отличная работа. Из него мог бы получиться прекрасный
фотограф. Он чувствовал объект съемки и неплохо выбирал ракурс. – Грек говорил
о Власе в прошедшем времени. – Действительно отличная работа. Может быть,
чересчур претенциозно, но характер схвачен. Зачем вы это сделали?
– Поверьте, у меня были веские основания. Достаточно
веские.
– Почему я должен вам верить?
– Вы уже поверили один раз. Я сказала, что не умею
танцевать, – и не соврала. Я сказала, что у вас есть шанс возникнуть в
оптическом прицеле винтовки, – и не соврала.
– Элементы абсолютной правды часто делают убедительным
и неотразимым любой лживый орнамент.
– Вы так думаете? – Я не знала, как заставить Грека
поверить мне.
– Да. Без несущих конструкций истины здание,
построенное на обмане, просто развалится.
– Вы воспринимаете меня как деталь игры, которая
ведется против вас?
– Возможно. – У меня вдруг заложило уши от его тихого
инквизиторского голоса.
– Смысл? Я не стану втираться к вам в доверие, я могу
выйти на следующем перекрестке после светофора и навсегда исчезнуть из вашей
жизни. Я не Троянский конь.
– Вы не Троянский конь. Вы – прекрасная Елена, –
позволил себе комплимент Грек. – Это-то меня и беспокоит. Зачем вы сдали мне
этого фотографа?
– Я же сказала – у меня были веские основания.
– Надеюсь, вы не сводили счеты с неверным любовником…
– Нет. Он действительно был моим любовником.
Недолгое время, но был, – цинично сказала я. Ему нравился
мой цинизм, я это видела. – Но все произошло не из-за этого. Поверьте, есть
более серьезные причины, чем несчастная любовь.
– Разве для женщины могут быть более серьезные причины,
чем несчастная любовь?
Да он философ, скажите пожалуйста!
– У вас слишком сентиментальный взгляд на мир для
бизнесмена подобного уровня.
– Вы разбираетесь в бизнесменах подобного уровня?
– Совершенно не разбираюсь, – искренне сказала я. –
Просто девочка, которая переходит улицу на зеленый свет с дешевым плейером в
рюкзаке в то время, как вы сидите в своей роскошной иномарке и проклинаете
красный.
– Значит, если продолжить вашу аналогию, Ева, – вы та
самая парвенюшка с окраины, которая случайно попала под дорогую иномарку?
Он мне нравился, сукин сын, он мне определенно нравился!
– Не под иномарку. Под каток. Под обыкновенный
асфальтоукладочный каток. Но осталась жива и теперь требую сатисфакции.
– В наше время девочкам с дешевым плейером в рюкзаке
требовать сатисфакции опасно. Можно и пулю в затылок схлопотать.
– Я знаю. Потому и подставляю чужие затылки по мере
возможности.
Грек внимательно посмотрел на меня:
– И как только такой хорошенький ротик может
произносить такие опереточные фразы?
– Мне никогда не хватало чувства меры, хотя оперетта и
не мой жанр.
– А ваш?
– Вестерн-спагетти, – позволила я себе улыбнуться, – а
также черно-белые подделки, где месть выступает главным двигателем сюжета.
