– А ты что же, сюда девок водишь?
– Нет, клянусь, нет!..
– А я как же?
– Ну… Какая ты девка, ты же товарищ опер, – наша беседа
неожиданно, перетекла в интимно-добродушное русло, – хорошенький опер,
оперативно делающий минет.
Это было безмозглым хамским шантажом, и я окоротила
зарвавшегося сопляка, помахав у него перед носом пистолетом.
– Заткнись, иначе последуешь за своим другом, отцом и
учителем.
– Умолкаю. – Он слегка струсил, но только слегка. – Но
ты позволишь мне упомянуть о твоем волшебном горле в письменном чистосердечном
признании? И о том, что ты классно трахаешься тоже?
– Чистосердечное признание?
– Ну да. Очень прошу оформить явку с повинной.
– Да ты просто фуфло, – с удовольствием сказала я, –
мог бы для начала в отказку уйти, покобениться для приличия. А так все сразу и
сдал, даже неинтересно.
– А смысл? Вы же начнете мне ребра ломать, зубы драть
без корней по одному. А потом ногти вытяните и заставите сожрать на ваших же
глазах. А я с детства боли боюсь, – парировал он здраво, даже слишком здраво
для провинциального фотографа. – И у меня, кстати, свои соображения по поводу
последнего заказа. Могу поделиться. – Влас торговался, как продавец дынь на
среднеазиатском базаре. – Нужно прошерстить латышей, связанных с нефтью. Если
здесь будут терминалы, то нефть пройдет мимо них. Ищи, кому выгодно, еще
древние римляне говорили. Ну что, ценная информация?
Я молчала. Я обдумывала ситуацию.
Влас скорее всего действительно уверен, что я какой-нибудь
лихой оперработник, одно из звеньев длинной цепи, пятая колонна в тылу врага,
мужественно ложащаяся под каждого потенциального преступника, – эпопея с
Джеймсом Бондом вполне могла его испортить. Влас был сильнее меня, ему ничего
не стоило отобрать у меня пистолет – но он не сделал этого. Он боялся, что я
выстрелю, труп в соседней комнате красноречиво свидетельствовал, что со мной
шутки плохи. А если даже и не выстрелю – за порогом квартиры вполне мог нарваться
на крепких ребятишек из какой-нибудь местной группы захвата, ясно. Я была для
него темной лошадкой, по крупу которой только сейчас стала проявляться масть –
я знала об одном его московском деле, следовательно, наша встреча не случайна,
его пасли, ничего другого предположить было невозможно, откуда ему знать о
дурацких случайностях, преследующих меня, как безжалостные Парки. И пока он
думал так – я была в относительной безопасности. Но Влас так ничего и не сказал
мне об убийстве Веньки и Нимотси, он не знал главного, и я была там же, где и
вначале. Следовательно, он был бесполезен, он оказался шлаком, отработанным
материалом. Да, я ненавидела его, но даже в память обо всех погибших не смогла
бы хладнокровно убить, разве что защищаясь… В какой-то момент мне даже
захотелось во исполнение долга перед Нимотси, Венькой, Фариком и Аленой, чтобы
он попытался вырваться, попытался выбить у меня пистолет, – и тогда бы я
выстрелила! Но он сидел и жужжал. Он сам себе казался значительным в своих
рассуждениях о мифических латышах – должно быть, из него получился бы отличный
классический мент. Преступники и служители Фемиды – это две стороны одной
медали – им нравится шастать по нейтральной полосе пограничных ситуаций и
раздувать ноздри от запаха риска. И лишь такой фактор, как нравственность,
является той черточкой, которая меняет плюс на минус…
Мне плевать было на нравственность, она требовала, чтобы я
убила этого криминального Нарцисса, – а как раз этого я сделать не могла… Но
способ должен был найтись, найтись обязательно, как находятся забытые в ванной
часы. И я обязательно найду его – это чувство вдруг обдало меня таким жаром,
что билет на вожделенный паром в Швецию оказался теперь лишь досадной помехой,
ненужной деталью.
Я остаюсь. Мне нужно остаться.
Эта мысль пронзила меня своей бесповоротностью и
естественностью, а вслед за этим и решение, такое простое, что я даже
улыбнулась.
Влас скорее почувствовал улыбку, чем увидел ее, – нюх у него
был звериный, – но интерпретировал ее по-своему:
– Вы что, тоже эту версию разрабатываете? Видишь, с
мозгами у меня все в порядке.
– Со всем остальным тоже, – сказала я, решившись начать
новую комбинацию. Я еще не знала, к чему она приведет, но, может быть, мне
повезет, как везло до сих пор.
– Лестно слышать. Мне тоже было хорошо с тобой Я бы с
тобой не расстался.
– Не расстанешься, – двусмысленно заверила я.
– Нет, правда. Ведь здорово же было, правда? – Он все
еще оставался мальчишкой, для которого секс затмевал все остальное, а удачно
проведенный акт стоил дороже выигранного Бородино и проигранного Ватерлоо.
– Правда. – Неожиданно для него я бросила пистолет на
пол, позволила себе расслабиться и села на ковер против Власа.
– Не боишься, что отберу пушку и пристрелю тебя, как
породистую сучку-медалистку? – спросил Влас.
– Нет. Ты ведь думаешь, что за дверью тебя ожидают
дюжие ребятки. Ты ведь правда так думаешь?
– Да.
– Вот и славно.
– Тебя случайно зовут не Мата Хари?
– Мата Хари была лишь завравшейся самкой, которая
запуталась в своих любовниках. Я предпочитаю не врать, и меня действительно
зовут Ева, если тебя это интересует. – Я подпустила интимной ностальгии по
прошедшей ночи в голосе, я совсем не жаждала его крови, и он должен был понять
это.
Он понял.
– Что ты собираешься делать? – спросил он.
– Еще не знаю, – искренне соврала я и, выдержав паузу:
– Вернее, теперь не знаю.
Я сидела на ковре во фривольной позе, которая предполагала
все, что угодно, но только не вышибленные в квартиру двери, не наручники, не
камуфляж, не черные маски… Мой дурак почувствовал, что неотразим. Он
соскользнул с тахты и через секунду был уже рядом со мной. Его мягкие губы
коснулись моих глаз: на большее он не решился, он оставался почтительным, он
все еще боялся – и я взяла инициативу на себя.
Мы упали на пол, всего лишь в нескольких метрах от
разнесенной в клочья головы его напарника; ему, по неведению, еще нравились
острые ощущения, и я готова была их предоставить.
И пока он целовал меня, я осторожно нашарила рукой пистолет,
подтянула его к себе – позиция показалась мне выгодной, теперь можно было
раскрыть карты и сорвать банк.
– Погоди, – прошептала я Власу, – давай решим сначала,
что делать с трупом.
– Я думал, твои овчарки возьмут это на себя, – ответил
он, вес еще целуя меня.
Я молниеносно ткнула пистолет ему в пах.
– А теперь поговорим спокойно, – сказала я, – и без
глупостей, иначе…
Его лицо замерло надо мной и прев??атилось в застывшую маску.
