Очень эффектно выглядит.
Теперь очередь была за “дипломатом”; он, при всей своей
неказистости, был снабжен кодовым замком. Я не стала ломать голову над
комбинацией цифр – я принесла из кухни нож и просто вскрыла его.
Внутри оказалась разобранная винтовка с оптическим прицелом.
В отличие от непрезентабельной внешности, внутренности “дипломата” были отлично
приспособлены для оружия, и гнезда для хранения отдельных деталей выглядели
весьма внушительно. Отличная штука, Влас, она выдает тебя с головой. Тебя и
твой маленький, но прибыльный бизнес.
Не знаю, сколько я просидела перед раскрытым “дипломатом” –
вид оружия вернул меня в прошлое, в котором я оставила все. Поглаживая холодную
сталь, я думала о Нимотси, но не о мертвом, нет, – его зачитанные до дыр
дешевые детективы, его вечные ботинки, его отчаянное желание спастись; я думала
о Веньке, которой так хотелось покорить город, в конечном итоге убивший ее. Они
были единственно близкими мне людьми, моей семьей, моим правом на будущее, в
них я спасалась от одиночества, а потом пришел кто-то, чтобы вот так, походя,
отнять их…
Мои голоса молчали, они ждали выбора – моего выбора. Так и
есть, это будет только мой выбор. Испуганная тихая Мышь мало годилась на роль
мстительницы, но Ева могла с ней справиться. Я не могла уехать на белом
пароходике в новую жизнь, хотя бы частично не заплатив по счетам. Фарик куда
меньше заслуживал смерти, чем этот парень, но ты его убила. Для этого не
понадобилось даже оружия, все было мгновенным и нестрашным. А теперь, когда у
тебя под рукой целый арсенал, убей подонка, вполне заслуживающего смерть.
Пойди и убей.
Пойди и убей, никто тебя не осудит.
Пойди и убей, это хоть как-то оправдает все смерти, висящие
на тебе тяжким грузом; одной больше, одной меньше, какая разница. Ведь этот
ретивый сопляк никогда не думал о тех, кого убивал. Он даже не знал, что
Нимотси обожает креветки, а родители Веньки потеряли сначала одну дочь, а потом
другую; ему и в голову не пришло поинтересоваться, как зовут доберманов
обреченного папика. А сколько еще их будет, таких папиков!.. Впрочем, мне на
это было решительно наплевать – главным было не дать убийце моих друзей и
дальше безнаказанно отстреливать кого ни попадя, а в промежутках скакать со
шлюхами по постелям в плохо приспособленных для романтических свиданий
квартирах…
Ну, что же вы молчите?
"Я не советчик. Убийство для меня всего лишь жанр,
определенное сочетание букв на бумаге. Так что решай сама”, – сказал наконец
Иван.
"Решай сама”, – брякнул Нимотси.
Венька не произнесла ни слова.
Волны ненависти накатывались на меня и тут же отступали,
смывая всю мою решительность. “Так ты ни к чему не придешь. Бери игрушку в руки
и отправляйся в комнату”.
И я действительно взяла пистолет и сразу почувствовала себя
гораздо лучше. Все правильно, только так и нужно поступить.
…Влас спал на смятой кровати, раскинув руки; маленький
сморщенный его член был полуприкрыт простыней. Его сны наверняка должны быть
черно-белыми, как у собаки, у тех доберманов с фотографий. Я подняла пистолет,
поднесла его к голове Власа, закрыла глаза и спустила курок.
Никакого звука, никакого приведенного в исполнение
приговора.
Я не сразу сообразила, что в любом оружии существует
предохранитель, который нужно снять. Как это сделать, я не знала. Я потеряла
несколько секунд и вместе с ними – свою решительность.
Влас перевернулся на другой бок и сладко вздохнул.
Я не могла убить его.
Черт возьми, я не могла убить его! Я уже разобралась с
предохранителем, но поняла, что не смогу выстрелить. Я не гожусь для этого. Я
слишком явственно видела губы, целовавшие меня, я видела руки, меня ласкавшие,
я вспомнила все слова, которые он говорил мне; обычные, ничего не значащие
слова, мужчины говорят их женщинам сотнями, – но они были сказаны именно мне…
Совершенно случайно я ухватила самый краешек, двойное дно этой престижной
высокооплачиваемой профессии: нужно ничего не знать о человеке, чтобы
расстрелять его просто так, как бумажную мишень, как тарелочку, подброшенную в
воздух. Я не могла убить его по одной-единственной причине – только потому, что
уже знала, как он целует всех своих женщин, позвонок за позвонком…
Я стояла в оцепенении над его головой – с дурацким
бесполезным пистолетом, которым никогда не воспользуюсь.
Никогда не воспользуюсь, сколько бы времени ни оставалось до
утра; ничего не остается – только сложить оружие в сумку, закрыть запертую
дверь на два оборота ключа и уйти навсегда, не стоит испытывать судьбу. И никто
никогда не узнает, что я спала с убийцей друзей, что мне понравилось спать с
убийцей; ты сделала это, и небо не упало на землю, все сошло с рук – и ему и
тебе. Будем надеяться, что и последующая жизнь сойдет тебе с рук…
Не стоит соваться туда, где ты ничего не смыслишь, пусть
матери рожают, пусть любовники занимаются любовью, пусть убийцы убивают… А ты,
жалкое трусливое существо, найдешь себе мужа под стать, флегматичного шведа,
которые так любят держать у себя завязавших, отошедших от дел проституток в
качестве жен-домработниц…
Наверное, все так и получилось, если бы…
Если бы меня не сбили с ног.
Удар был обидно ощутим – я потеряла равновесие, пистолет
выскользнул у меня из рук, упал под тахту; мне тоже дали упасть – и тотчас же
ухватили за ворот рубахи – самоуверенно, нагло и крепко. Чтобы стреножить такую
рефлексирующую бабу хватило одной руки, вторая шарила под тахтой в поисках
выпавшего пистолета: я видела широкую короткопалую кисть, покрытую жесткими
волосами.
– Лежи смирно, сука! – низкий голос не предвещал ничего
хорошего.
Я и лежала – лицом в пыли, полузадушснная воротом рубахи,
как узким ошейником. Я видела, что чья-то рука вслепую пытается достать
пистолет – его я тоже видела в нескольких сантиметрах от лица, среди
карамельных оберток и измочаленного номера “Плейбоя” с шикарными
полиграфическими красотками. Извернувшись и выпростав руку, я все-таки
запихнула пистолет подальше – на большее у меня не хватало сил.
Посчитав поиски пистолета второстепенными, меня тряхнули,
как мешок.
– Ну-ка, продирай зенки, идиот! – это было явно
адресовано Власу. – И поведай, что это за суку ты сюда привел!.. Сколько раз
тебе говорил – где работаешь – сперму не спускай! Дождешься, что череп
когда-нибудь раскроят, половой гигант!
Невразумительное сонное мычание Власа было ответом на
гневную тираду.
– Вставай, козел! И взгляни, что это было бы, если бы я
не пришел!.. Сидел бы у Бога в предбаннике без выходного пособия.
Этот голос, спокойный и низкий, ничего хорошего не
предвещал.
Ничего хорошего, это ясно. Ясно и то, что меня вполне могут
Шлепнуть бесплатно, даже фотографий не понадобится.
