Мой мальчик, мой любитель дешевого пиратского видео,
дешевого молдавского шампанского, дешевых случайных связей, мой восхитительный
убийца, – мокрый от пота, не просохший от воды, – так и остался лежать на поле
битвы моего тела. Но он не умер, нет, он только набирался сил, чтобы
возобновить атаку; я сама подстегивала его, мои руки, мои ноги, мои бедра
бесстыдно и настойчиво направляли его, – и ему ничего не оставалось, как
подчиниться, и все началось снова. Я должна была получить свое, я должна была
получить то, чего никогда не испытывала.
Я должна была получить, и я получила.
А потом осталась один на один с его гладким, уставшим телом,
вот где была физическая география, которую и в голову никому не придет
преподавать в обнищавшей муниципальной школе; вот где был рельеф со своими
впадинами и выпуклостями, со вздыбившимися зарослями, со спокойными равнинами…
Я исходила отпущенное мне на исследование пространство вдоль и поперек,
обдуваемая запахом – неожиданно острым и терпким – мужской кожи, как ветром; я
износила все губы, как изнашивают башмаки, семь пар сказочных башмаков, а надо
мной были семь небес, а передо мной были семь холмов – и это было только
начало!..
Он входил в меня снова и снова, он снова и снова оставлял меня
только затем, чтобы я могла приблизиться к нему, – и я забыла обо всем, я
разрешила себе забыть обо всем, мое неопытное тело сразу же перестало быть
неопытным – сразу же, стоило только отпустить себя.
Я потеряла счет времени, я даже не знала, сколько времени
продолжалась эта случка, это соитие, этот акт, эта случайная любовь, но,
кажется, я загнала его раньше, чем хотели мы оба – и он, и я. И Влас сдался, он
выбросил белый флаг, он попросил меня остановиться, он попросил меня остаться,
он попросил попить, он попросил ничего не надевать на себя, он попросил “что-то
типа отбивной, большой отбивной с луком”, он попросил Чего-то еще и заснул на
полуслове – все-таки он был мальчишкой, и заснул, как мальчишка, крепко обняв
меня за шею.
Он заснул, оставив меня наедине с собой. Я приходила в себя,
может быть, слишком медленно. Я еще нашла в себе силы поцеловать его во
взмокшие спящие волосы, в переносицу, в лживо-раздвоенный круглый подбородок.
Подбородок.
Вот оно, подбородок.
Наваждение кончилось.
Я осторожно высвободила из кольца его рук свое сразу
омертвевшее тело, соскользнула с кровати, быстро, как будто скрывая следы
преступления, натянула на себя рубашку. Это оказалась его рубашка, тот же
острый и терпкий запах, но переодеться не было сил.
"Да ты нимфоманка, душа моя! – сразу же вылез с
оценками Иван. – Кто бы мог подумать…"
"Ну что, получила свое маленькое пошлое удовольствие? –
мрачно изрек Нимотси. – Предала друзей с первым попавшимся вшивым убийцей и
счастлива? Я от тебя, пожалуй, на время отрекусь. Только скажу тебе как
специалист в жестком порно – этот твой так называемый секс прост, как панель
управления электрическим стулом. Никакого изощренного воображения. А нас он
убивал гораздо более изобретательно, чем трахал тебя”.
"Но с тем же остервенением”, – добавила Венька.
Все стало на свои места. Все стало так ясно, что из всех
татуировок я выбрала бы для себя одну-единственную – черную вдову. Самку паука,
которая убивает оплодотворившего ее самца: соитие, как прелюдия смерти,
последний предсмертный ритуал – очнись, Ева, разве ты забыла, зачем приехала
сюда? Нимотси в луже крови, Венька со сломанными, легкими, как у птицы,
костями…
Нет, я не забыла.
Я обыскала карманы джинсов Власа – ничего, кроме смятых
купюр, по-детски рассованных во все карманы; черная вдова так черная вдова, я
согласна на эту роль. Но решиться было проще всего, я приехала сюда с этим
подспудным решением. Гораздо труднее выполнить – не подушкой же душить это
спящее безмятежное лицо, да и сил у тебя не хватит. Так, предаваясь ленивым,
полусонным мыслям об убийстве, я осмотрела всю квартиру. На кухне не было
ничего особенного – пустые жестянки из-под круп, застоявшийся пельменный бульон
в кастрюле, палка сервелата и хлеб в холодильнике – временное пристанище, приют
странников. На столе, в хлебных крошках, валялась связка ключей. Ну, да,
видимо, Влас бросил их прямо на стол, когда открывал шампанское.
Еще не зная зачем, я взяла ключи и вернулась в комнату.
Видимо, лавры всех шести жен Синей Бороды не давали мне
покоя – я решила разобраться с закрытой дверью, как будто именно за ней меня
ждали ответы на все мои вопросы.
…К замку подошел только третий ключ из связки –
предпоследний. Еще раз воровато оглянувшись на спящего Власа, я толкнула дверь
в комнату, нашарила рукой выключатель и включила свет.
Длинный стол, фотоувеличитель, ленты негативов, проявленные
пленки, висящие на веревке, как белье.
…Вся стена над столом была увешана фотографиями одного и
того же человека: седеющий папик с благообразной физиономией бывшего партийного
работника и чиновничьим пробором в волосах. Он был вполне профессионально снят
в разных ракурсах: крупный план, общий план, средний план. Выходящий из
подъезда, выходящий из казенного учреждения с угрожающей вывеской “Городская
администрация”, выходящий из машины, выходящий из казино. Одна малоприятная
телохранительская рожа на заднем плане, две телохранительских рожи…
Фотолетопись фиксировала жизнь этого неизвестного мне крутого папика довольно
подробно: папик на какой-то выставке, папик за столиком в ресторане, папик на
крыльце особняка, папик и два поджарых добермана, куда более симпатичных, чем
его телохранители. Вперемешку с фотографиями на стене висели листки бумаги с
цифрами, названиями улиц, четко обозначенным временем; подробный план какого-то
здания очевидно, графический срез резиденции папика…
"Серьезный парнишка”, – немедленно оценил мастерство
Власа Иван.
"И как хватает атмосферу на вшивых снимках, –
восхитился Нимотси, напрочь позабыв, что отрекся от меня. – Мне бы такого
оператора при жизни, я бы из него соорудил Свена Нюквиста наших дней!"
"И ни одной женщины рядом, – вздохнула Венька, – совсем
не романтично…"
Я внимательно рассматривала фотографии – их смысл был мне
вполне ясен, его понял бы любой. Папик на фотографиях был очередным обложенным
флажками матерым волком. Это тебе не жалкие московские киношники-сосунки с
пролетарской окраины, здесь нужна была более тщательная подготовка. Нужно
только найти подтверждение этой тщательной подготовки. Я еще раз внимательно
осмотрела комнату и почти сразу же получила подтверждение своей догадке: под
стол был задвинут “дипломат” средней руки с чуть облупившимися краями и
спортивная сумка. Оставив “дипломат” на сладкое, я расстегнула “молнию” на
сумке.
Что и требовалось доказать!
В ней были патроны, россыпью валяющиеся на дне, и два
пистолета, экзотика – никогда в жизни я не видела оружия так близко. Один,
поменьше, тут же соблазнительно скользнул в мою ладонь; второй, побольше, был
устрашающе-киношного вида. Несколько деталей повергли меня в глубокую
задумчивость, и лишь спустя минуту я сообразила, что это те самые глушители,
которыми пугают своих детей перед сном профессиональные наемные убийцы.
Прикинув, что к чему, я взяла один из глушителей и навинтила на дуло
понравившегося мне пистолета, изящной игрушки, как раз для дамской сумочки из
крокодиловой кожи.
