Кобелек, сладко улыбаясь, положил на зеленое сукно
пятидесятидолларовую купюру, но этот дешевый шик не подействовал на меня. Я
небрежно вынула из кармана мятую сотенную и накрыла ею жалкий штатовский
полтинник.
Все вокруг засвистели, к нам начали подтягиваться зрители;
чтобы не упасть лицом в грязь, кобелек достал еще одну купюру, и партия
началась.
Он играл неплохо, но сегодня был мой вечер – мне фартило;
два изящных приема, которым обучила меня старуха, были встречены на “ура”; я
вытащила два совершенно безнадежных шара – меня готовы были короновать!
Я засунула выигранные деньги в карман, даже не взглянув на
них, стряхнула мел с рук и только сейчас заметила Алену – Алена, не отрываясь,
смотрела на меня, в ее зрачках прогуливались под руку восхищение и ревность.
Если до этого я могла сомневаться, то теперь сомнений не было: удачно
зажаренный цыпленок зародившегося Алсниного чувства был приправлен отличным
бильярдным гарниром.
Я дружески улыбнулась Алене, рванувшейся навстречу мне, и
приняла приглашение кобелька раздавить с ним бутылочку текилы. Действовать
нужно было мгновенно, буря и натиск, короткий поводок – я еще заставлю тебя
поволноваться.
Кобелька звали Максом, это выяснилось после первого тоста;
потом он, нежно наваливаясь на меня литым телом, поведал, что занимается
клипами и даже что-то делал для Пугачевой, надо же! Но на меня это не произвело
никакого впечатления, куда важнее была информация об Алене. Он не удивился,
узнав, что меня привезла сюда именно она.
– Шит! – сказал Макс на английский манер, по-русски
небрежно смешивая “черт” и “дерьмо”. – Алене всегда достается самое лучшее!
– В смысле? – Я невинно улыбнулась.
– Ты разве не в курсе? Она у нас специалист по
девочкам. Она их трахает, если тебя интересует физиология.
– Что ты говоришь!
– У нее бывают отличные телки. Но ты – самое лучшее,
что у нее было за последние три года. Во вкусе ей не откажешь.
– Я только сегодня с ней познакомилась. – Господи,
прости мне это вранье.
– Тогда у тебя есть еще возможность выбрать, –
воодушевился Макс, – между мною и ею.
– Можно, я останусь при себе?
– Можно, я тебя поцелую?
Боковым зрением я держала Алену, расположившуюся недалеко от
нас, в компании жалких молодых людей, любителей выпить за чужой счет – об этом
красноречиво говорил их прикид, любовно выбранный в сэконд хэнде.
– ..ты не ответила. Можно, я тебя поцелую?
Я благосклонно разрешила, и его губы осторожно коснулись
моих; черт, его внешность не обманула, он действительно мог покорить кого
угодно. Я ответила на поцелуй, я даже увлеклась им, на секунду забыв об Алене.
Получилось вполне правдоподобно, да это и было правдой – Боже мой, как много
вещей в жизни могло пройти мимо меня…
Макс решил закрепиться на достигнутых высотах, он отпал от
меня, как пиявка, чтобы через секунду продолжить свою игру. Каждый вел здесь
свою игру. В результате нехитрых комбинаций ему могла обломиться телка на ночь,
я так и чувствовала ход его мыслей, заключенных в изящно стриженную черепную
коробку.
– Хочу увезти тебя отсюда.
– Да? А мне здесь нравится.
– Черт возьми…
– Сочувствую твоей взбунтовавшейся плоти. Он коснулся
тыльной стороной ладони моей щеки, и я увидела, как застыло лицо Алены, на
секунду превратившееся в японскую маску гнева.
– Хочу увезти тебя, потому что хочу тебя. – Он пошел по
наиболее легкому и наиболее оптимальному пути.
– Если я хорошо играю в бильярд, это не значит, что я
хорошо играю в постели.
– Тебе ничего не придется делать. Я все сделаю сам.
– Это мужской шовинизм.
– Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. Я дружески
поцеловала его в щеку, твердую и чисто выбритую, и соскользнула со своего
стула.
– Ты куда? – обеспокоился Макс.
– Через пять минут приду, – я укоризненно посмотрела на
Макса.
– Тебя проводить?
– Еще успеешь.
Вечер слишком затянулся, и я, поборов невесть откуда
взявшееся искушение остаться с этим красивым холеным жеребцом, отправилась в
гардероб, взяла свой длинный плащ и вышла из заведения.
В лицо мне пахнул сырой ветер, мгновенно выветривший остатки
хмеля, и я медленно пошла по набережной, названия которой не знала; я даже не
знала, куда мне идти, но надеялась, что у меня будут достойные провожатые.
Так и произошло.
Через пять минут за моей спиной нетерпеливо просигналили. Я
знала кто, но дала себе еще несколько секунд. Рядом с тротуаром мягко двигался
джип Алены. Она предупредительно открыла дверцу. В полосах света от уличных
фонарей я увидела ее счастливое и немного растерянное лицо. Боже мой, я ведь
знала это выражение, я столько раз видела его во ВГИКе – она уже была влюблена
и ждала от ближайшего будущего приключений и недолгой, но испепеляющей любовной
игры. Да, я знала это выражение и знала, чем заканчивается период токования, но
на секунду меня вдруг охватила жалость к Алене и презрение к себе: я цинично
использовала чужие слабости, расчетливая, холодная стерва.
– Почему ты ушла? – спросила она меня.
– Потому, почему и пришла. Просто так.
– Я подвезу тебя.
– Валяй.
Я села в машину и только тут сообразила, что не сказала
Алене, куда меня везти. Я не сказала, а она не спросила.
– На Васильевский, если это тебя не затруднит.
– Не затруднит.
Занавес над первым актом трагифарса опустился, но
расслабляться было рано. Вернее, самое время было расслабиться. Я запрокинула
голову на сиденье.
– Тебе понравился наш мышиный жеребчик? – ревниво с
просила Алена.
– Кого ты имеешь в виду?
– Макса.
– Забавный тип. Никогда бы не подумала, что вы
конкуренты. Вы бы неплохо смотрелись вместе.
– Та-ак… – Алена рассмеялась, – уже доложил. Тем лучше,
избавил меня от тягостной процедуры объяснений.
– Меня это не шокирует, но…
– Можешь не продолжать, я поняла.
Джип оказался отличной машиной, он плавно нес нас сквозь
сырую питерскую ночь и действительно укачал меня. Все вышло самым замечательным
образом, даже наигрывать не пришлось; но сквозь легкий сон я чувствовала, что
Алена чуть придерживает машину, чуть дольше, чем нужно, задерживается на
светофорах… Несколько раз она останавливалась, выходила и возвращалась – на
заднее сиденье летели бутылки и пакеты. У набережной она остановилась: над
Невой вздыбили свои спины мосты.
