Часто, очень часто я заглядывала в зеркало, хотя там еще не
было ничего, кроме бесформенной повязки, скрывающей пожелтевшие синяки. Я
готовилась ко встрече с Евой, я хотела не пропустить ее, оказаться в первых
рядах встречающих прибытие поезда, я даже заготовила приветственную речь по
случаю.
Желтизна проходила, значит, проходил и месяц, отпущенный мне
Левой.
Скоро, совсем скоро приедут родственники из Овидиополя, я
так и видела их – заполошных провинциальных евреев с обязательным форшмаком и
фаршированной щукой; и мне придется уехать отсюда. План, придуманный мною в
первую ночь после убийства, так и остался неизменным – Питер.
Да, Питер, где нужно правдами и не правдами заарканить влиятельную
сибаритку Алену и попытаться уже документально подтвердить существование некоей
обрусевшей сомнительной гречанки Евы Апостоли. Возможно, даже не гречанки, но
другого выхода я не видела.
Правда, в голове свободно паслась и пощипывала травку мысль
о том, чтобы попросить содействия у Влада, – я так и видела его тонкие
щиколотки, попирающие маленький тайничок под ковром. Но я слишком мало знала
его, чтобы довериться. Да и неизвестно, как он отреагирует: нелегальная
практика пластического хирурга – это одно, а криминально-нелегальная (я ни
секунды не сомневалась после этого полупьяного ночного разговора с Витенькой,
что он делает пластические операции каким-то криминальным авторитетам) – это
совсем другое. Но даже если случится что-то из ряда вон выходящее и он
согласится свести меня, мелкую, запутавшуюся в своих проблемах и своих трупах
сошку, с нужными людьми – за качественный паспорт нужно будет дорого заплатить,
это и ребенку ясно. Денег у меня оставалось негусто, что-то около двух тысяч
долларов, и я не думала, что паспорт может стоить меньше… А скорее – намного
больше.
А он, черт его возьми, необходим – если уж ты решилась идти
этим путем, то нужно пройти его до конца…И вот он наступил – день встречи с
Евой.
Повязки были сняты, и она предстала сразу перед тремя –
мной, Витенькой и Владом. Это был мой последний визит на дачу к Владу, вернее,
наш последний визит. Я перестала быть пугливой пациенткой и даже запаслась
бутылкой шампанского по случаю. Мои врачи тактично выпили со мной и отпустили в
новую жизнь. Я церемонно поцеловала в щеку Влада – она оказалась небритой – и
поцеловала в щеку Витеньку – она оказалась чисто выбритой. Голова у меня
кружилась, как перед первым свиданием, я рассеянно выслушивала пересыпанные
латынью наставления о том, что нужно делать и как беречь выданное мне лицо, –
из всего этого я поняла только одно: пройдет еще три месяца, прежде чем оно
окончательно сформируется и сойдут на нет все уплотнения, все шероховатости;
да-да, доктор, я все поняла, я так и сделаю, непременно, и от спиртного
постараюсь воздержаться, хотя бы в первые месяцы – эта бутылка шампанского не в
счет… Поменьше секса? Спасибо, что предупредили, а я-то уж хотела броситься во
все тяжкие.., шучу-шучу… Да, физические усилия минимальны, я это поняла. Можно
показаться через полгода? Боже мой, я даже не знаю, буду ли в Москве через
полгода и буду ли вообще…
Я скомкала финал визита, сгорая от любопытства и тайного
страха, – мне побыстрее хотелось остаться одной, чтобы уже окончательно
впустить в себя Еву и раствориться в ней.
Спасибо, спасибо, всем спасибо. В операционной гаснут
софиты, и актеры отправляются по домам.
…По дороге в Москву (я впервые ехала одна, услуги Витеньки в
качестве таксиста-лихача мне больше не были нужны) я прихватила еще одну
бутылку шампанского и букет первых попавшихся цветов – может быть, Ева не будет
равнодушна к ним так, как я…
Сейчас-то все и начнется.
Сердце мое бешено колотилось, когда я закрывала за собой
дверь моего временного убежища, Левиной квартира… Уже завтра меня здесь не
будет, и это нужно отметить помимо всего прочего.
Я задернула пыльные тяжелые шторы на окнах, чтобы низкое
предвечернее солнце не помешало мне и Еве встретиться друг с другом – все
должно быть интимно. Я пустила воду в ванной и нашла единственную радиостанцию,
которая меня не раздражала – “Ностальжи”; там были те же идиоты диск-жокеи, что
и везде, но все это искупалось Ивом Монтаном в финале часа. “Падают листья”,
самый подходящий музыкальный фон…
"Та-ак, цветы излишни, – запоздало подумала я, – но
шампанское – в самый раз”. Я аккуратно открыла его, чересчур серьезная молодая
женщина, налила в бокал и отправилась с ним в ванную. Я выбрала именно ванную
потому, что свет, отражавшийся в облицованных белым кафелем стенах, был
особенно беспощаден, а значит, мы лучше разглядим друг друга.
Ну, смелее!
Точеная грудь Евы, насаженная на мою грудную клетку, высоко
вздымалась, и я медленно начала расстегивать пуговицы рубашки, легко
проскальзывающие сквозь петельки. Рубашка упала на пол, вслед за ней свалились
джинсы. Я аккуратно переступила ногами, все еще не решаясь поднять голову к
зеркалу, хотя и знала, каким оно встретит меня – немного мутное стекло в
обрамлении тонкого белого пластикового канта. Я подошла к зеркалу вплотную и
бесстрашно раскрыла глаза. Моя Ева была передо мной, она смотрела на меня.
Это было странное лицо. Его очертания еще окончательно не
сформировались, подобно зародышу в чреве, они плыли, парили надо мной, – это
все еще было чужое лицо чужой женщины, и я цинично оценивала его со стороны.
Оценивала и не находила в нем изъянов, браво, Влад! Есть ли
у тебя книга отзывов?..
Лицо было таким или почти таким, каким высветилось в первый
день на компьютере. Возможно, его чуть портили испуганные, тревожные – мои! –
глаза, казавшиеся неуместными на этом безмятежном лице – но все это пройдет…
Чуть нездешние, чуть поднятые к вискам веки, восхитительно прямой нос,
капризные губы – если бы я встретила эту холеную парвенюшку где-то на
полубогемной вечеринке, то скорчила бы презрительную гримасу и почесала бы
мочку уха от зависти – скажите пожалуйста, безмозглая сучка, охотница за
толстыми кошельками…
Неужели это я?
Я заплакала.
Я даже предположить не могла, что из недр моей кожи выбьется
лава именно этого лица и что она, застыв, приобретет именно эти черты. Я даже
не в силах была отвести глаза от зеркала.
"Черт знает что! Ты красавица!” – прошептал Иван.
"Могу пристроить в киношку, – сострил Нимотси, – у меня
остались кое-какие половые связи”.
"Я всегда это знала!” – просто сказала Венька.
К черту пафос, Ева, давай пить шампанское, иначе оно
выдохнется… Я поднесла бокал к зеркалу и чокнулась с Евой, взирающей на меня из
его глубин.
– Твое здоровье!..
И почти тотчас же выражение лица изменилось, оно потеряло
статичную красоту, стало почти отталкивающим. И только тогда я наконец взяла
себя в руки и перестала заискивать перед ним – все правильно, оно еще плывет,
оно чересчур подвижно, оно не знает, куда себя деть, и хочет вырваться из
нового стойла, нового каркаса. Надо потерпеть – три-четыре месяца, и все станет
на свои места.
