– Таиланд? – Дан непонимающе смотрел на меня.
– Ну да, Таиланд, я видела фотографии, они на полке,
под кувшином… А где еще ты был?
– Ну… Кое-где все-таки был.
– А вот я никогда не была за границей. Дан торжественно
поднял руку:
– Обещаю показать тебе мир! Только покончим с этим
грязным делом… А вообще Таиланд – забавная страна. Там даже у старух нищенок на
паперти сотовые телефоны. И в то же время даже в пятизвездочных отелях нет
сливных бачков, только тумбочки с водой, можешь себе представить?
– А Испания – забавная страна?
– Похожа на тебя – такая же страстная.
– А самая красивая?
– Самая красивая страна – это ты…..И он снова уехал, и
я снова осталась одна. Но теперь, когда голова обрела относительную ясность, я
вдруг подумала о том, что Дан уехал делать мою работу. И нести то, что было
моим, и только моим крестом.
И тогда я решилась на то, на что не решилась бы никогда,
если бы была чуть менее счастлива, чуть менее неодинока: я взяла дневник
Нимотси и раскрыла на тех, последних, объятых ужасом страницах, в которых он
уже знал всю правду, но ничего не мог изменить. И снова неровные, больные
строчки запрыгали у меня в глазах – строчки, которые невозможно было разобрать.
Но сделать это было необходимо. Может быть, в них есть один
из возможных ключей, может быть, эти отрывистые, ничего не значащие
буквы-символы все-таки выстроятся в единую стройную картину.
Я включила настольную лампу и села за дневники Нимотси с
твердым намерением не подниматься из-за стола, пока не прочту все. Но они
по-прежнему были тайной за семью печатями. Искаженное чувством вины и
наркотиками сознание Нимотси передало эту искажснность рукам. Тогда я решила
действовать по-другому: нужно выписать весь рукописный алфавит Нимотси еще со
времен первых записей, относящихся к Греции. А потом просто отследить
деформацию, мутацию букв – какими бы страшными они ни были – манера письма, его
стиль, наклон, характерные приемы не могут измениться мгновенно. Я даже не
пыталась вчитываться в написанное Нимотси. Найдя понятные, знакомые буквы, я
тут же искала их искалеченных братьев-близнецов на следующих, поздних станицах.
Спустя несколько часов каторжной, до рези в глазах, работы я
уже обладала страшным алфавитом последней записи Нимотси. И только тогда приступила
к чтению последних страниц дневника.
Впрочем, узнала я немногое. А главным было только одно – в
первый день съемки, к которому относилась запись, на виллу приехали двое –
Александр Анатольевич и еще один, которого Шинкарев упорно именовал Боссом. И
все, больше никаких имен. Да и имя самого Александра Анатольевича было написано
невнятно, оно растеряло половину букв, и за ним тянулся слабый карандашный
след, который показался мне кровавым… Нимотси писал сбивчиво, в его
затуманенном героином мозгу оба – и Шинкарев, и этот неизвестный Босс –
представали чудовищами, достойными снисходительного уважения. И здесь Нимотси
остался верен себе – его ужас, изложенный на бумаге, а потому частично
прожитый, был даже добродушным, отстраненным, как жизнеутверждающий финал
черной комедии. Он просто отказывался верить в происходящее – или не поверил
ему до конца.
Вот и все. И больше ничего.
Разбитая, раздавленная, я сидела за столом до тех пор, пока
угрюмое московское утро без спросу не влезло в окно и не сделало бесполезным
свет лампы.
…А теплые руки Дана не обняли меня за плечи.
– Как ты вошел? Я даже не слышала… – мертвым голосом
сказала я.
– Просто открыл дверь ключом. А ты что делаешь?
– Я разбирала дневник Нимотси. Последнюю запись,
которая относится ко дню съемки на кассете. Там был Шинкарев и еще один.
– Кто? – спросил Дан, грея в своих руках мои
окоченевшие от ночного напряжения пальцы.
– Я не знаю… Шинкарев называл его Боссом. Они оба были
в утро съемок. Приехали вдвоем из Афин, и даже кто-то из них поболтал с Нимотси,
скорее всего – Шинкарев… Босс уехал со съемок один, а Александр Анатольевич
остался. Проводил своего патрона и остался досматривать кино… Я не знаю, кто
этот человек. Нимотси толком и не написал о нем… Нет, вру, написал, там было
что-то похожее на леденящее душу восхищение. Кажется, Шинкарев представил Босса
автором всей этой затеи и сказал, что в наше сумасшедшее время за этим бизнесом
будущее. Особенно если учесть проблемы перенаселенности… Я больше не могу об
этом…
– А ведь я тоже кое-что принес, – сказал Дан. – Кое-что
любопытное.
Он вытащил дискету из кармана плаща, поболтал ею в воздухе,
вставил в дисковод.
То, что я увидела на экране монитора, заставило меня забыть
обо всем: это был стоп-кадр из кассеты – я хорошо помнила его, хотя видела
только один раз: спортивный автомобиль, две фигурки – одна садится в машину,
другая стоит рядом, почтительно придерживая дверцу.
Целая череда кадров, все время увеличивающих изображение,
приблизила меня к двоим, стоявшим у машины.
Одним из них точно был Александр Анатольевич – это он
придерживал дверцу. Второй, садившийся в машину, был мне неизвестен. Дан отсек
все остальное, сосредоточившись на изображении мужчины в автомобиле –
совершенно славянский тип, только в узких губах застыло что-то скандинавское.
Через несколько секунд я уже могла рассмотреть это лицо во
всех подробностях.
– Это и есть Босс? – спросила я Дана, вспомнив дневник
Нимотси.
– Не знаю… Пока еще не знаю, – задумчиво сказал Дан. –
Но, судя по всему, в такое рискованное предприятие мог пуститься только
человек, имеющий очень солидный легальный бизнес. Иначе это дело не поднять.
Сколько, говоришь, тебе платили за сценарий?
– Последний они купили за четыре тысячи.
– Могу себе представить масштаб! Четыре тысячи за
порно…
– Вот только актерам они не платили ничего, – жестко
сказала я.
– Прости, прости меня… Я не должен был. – Дан обнял
меня. – И все-таки… Такими деньгами можно безбоязненно, не вызывая ничьих
подозрений, ворочать только в Москве. А если он московский человек, то мы
обязательно вычислим его. Я уже поручил это ребятам из службы безопасности.
– У тебя даже есть служба безопасности?
– У фирмы. Это серьезные ребята, многие служили в ФСБ…
Многие служили… Я вспомнила Сирина, Александра Анатольевича
и даже канувшего в Лету Олега Марилова. Я толком так ничего и не рассказала
Дану об Олеге, это был один из немногих опущенных впопыхах эпизодов. Я искренне
хотела надеяться, что Марилов тогда следил за мной лишь по поручению Грека, и
мне даже нетрудно было себя в этом убедить. Тем более что рядом был Дан, а с
ним я ничего не боялась.
…На неделю квартира Дана превратилась в оперативный штаб:
сюда стекались все сведения о человеке с дискеты. Он действительно был
московским бизнесменом, занимался нефтью и, кроме того, держал сеть
бензоколонок.
