– Ну, ты даешь! А ты зачем приехала? Сказать последнее
“прости”. Вообще этот тип просто помешан на всем испанском.
– Ты-то откуда знаешь?
– А мы с ним в Испании и познакомились. Есть там
городишко такой, Памплона называется. Столкнулись на корриде нос к носу. Я как
раз для клуба серию работ делал – ну, которая теперь возле туалета висит и все
ваши низменные потребности маскирует. Так Дан на эту корриду каждый год
приезжает. У богатых свои причуды. Купил у меня несколько картин. И не жилился,
между прочим, как какие-нибудь мохнатые корейцы: си-си-си-ми-ми-ми, осень
хоросая картина, только дорого. Или наши гниды, которые за товар норовят
бартером расплатиться или сеансами массажа. Я потом на дановские деньги тетке
операцию сделал. Грыжу ей вырезали, сейчас сама знаешь, что такое в больницу
попасть, ни тебе анальгина, ни тебе бинтов! Бардак развели!
Я почти ненавидела Серьгу, его тетку, теткину грыжу – при чем
здесь они!
– Господи, Серьга, при чем здесь грыжа?
– Это к слову. А вообще он мужик молоток. Там в
Памплоне одна такая штучка есть забавная – когда выпускают быков. Их гонят всех
вместе, вдоль загона, разъяренные такие твари. И всякие дураки и местные сумасшедшие
норовят бежать в этом стаде. На рог их поддеть – не фиг делать. Там такое
сплошь и рядом случается. Так вот, можешь себе представить, этот червяк
компьютерный между быками сигал, что твой камикадзе.
Я представила тонкую фигуру Дана, взрезающую лоснящиеся
спины быков, как яблоки, и даже зажмурилась от страха.
– Это не опасно?
– Как тебе сказать. Двоим на моих глазах кишочки-то
повыпустили, царствие им небесное. Дан наконец вернулся, и мы замолчали.
– Судя по воцарившемуся молчанию, речь шла обо мне? –
весело спросил он.
– Да вот девушка активно тобой интересуется, –
надувшись от злорадства, выдал меня Серьга.
Я покраснела, как будто он сказал что-то неприличное.
– Надеюсь, ты удовлетворил ее праздное любопытство.
Дан завел машину, и мы поехали.
Всю дорогу Дан молчал, и чем дольше длилось молчание, тем
грустнее становилось мне: конечно, довезти до дома приятеля и его спутницу –
это всего лишь жест вежливости хорошо воспитанного московского мальчика, не
больше. Кому может быть интересна чужая дама сердца, да еще в компании с
простецким рыцарем в плохо сидящих доспехах. Чертов Серьга сделал все, чтобы
убить малейшие ростки интереса ко мне – “мы прицениваемся”, “нам на “Пражскую”…
Такие люди, как Дан, не позволяют себе играть на чужом поле, это не их стиль.
Я не могла оторваться от его аккуратно подстриженного
затылка: волосок к волоску, едва заметная ложбинка на шее, перечеркнутая
полоской кашне. Мне вдруг захотелось коснуться его мягких волос – это желание
было таким сильным, что я зажала руки между колен. Лишь однажды я встретилась с
его глазами в зеркальце заднего вида – и снова, как тогда, на кладбище, они
опасно приблизились ко мне. Зрачки Дана были расширены настолько, что глаза
казались черными: матовая, втягивающая пространство чернота. Там могли исчезнуть
целые народы, там теперь брела и я без страховочной веревки и факела. Я вдруг
подумала о том, что хочу только одного – ехать и ехать в его машине. Вместо
заднего сиденья, на котором я жалко сжимала руки, – переднее; вместо зимы –
лето, вместо одного молчания – совсем другое…
Серьга отдувался за всех троих – рот у него не закрывался.
Возможно, он считал, что безобидный треп – вполне достаточная плата за проезд.
Не очень-то удачно он тасовал засаленную колоду разговора, их связывали уже
давно забытые воспоминания о бегущих быках и пара по случаю купленных картин,
только и всего. Поэтому-то Серьга ограничился расплывчатыми замечаниями о
покойном Володьке да еще о сестре, которая выходит замуж, а денег нет.
Дан не отвечал, ограничиваясь междометиями, а разговор о
деревенском агротехнике вышел на почетный третий круг, когда мы приехали.
– Ну, спасибо, – поблагодарил Серьга. – Слушай, может,
поднимешься, раз пошла такая пьянка? Водочки возьмем приличной, помянем
новопреставленного по-хорошему. Все чин-чинарем.
Ай да Серьга, ты попал! Это лучшее из всего сказанного за
сегодняшний день. Я готова была расцеловать Каныгина, когда он неожиданно нанес
мне удар из-за угла, да такой, что у меня даже потемнело в глазах:
– Моя-то, – Серьга покровительственно похлопал меня по
плечу, – закусь спроворит. Она телка хозяйственная.
– Нет, пожалуй, – рассудительно ответил Дан; я хотела
увидеть на его лице хоть каплю заинтересованности, хоть тень любопытства – и не
увидела. – У меня еще несколько встреч. Рад был увидеться.
Вот и все. Сейчас он исчезнет из моей жизни навсегда, не за
руки же его хватать, в самом деле… Я представила, как прикасаюсь к его коже, и
у меня вдруг закружилась голова.
– Ну тогда ладно. Спасибо, что подвез. Спасибо,
спасибо, всем спасибо: актерам, играющим неразделенную любовь, новобрачным,
играющим разделенную любовь; дворникам, убийцам и убитым, солдатам срочной
службы…
Несколько секунд Дан раздумывал, потом вытащил визитку и
протянул ее Серьге:
– Позвони мне завтра в три. Я бы хотел картины
посмотреть для офиса. Может, подберу что-нибудь.
Визитка моментально скрылась в недрах Серегиного пальто, а
сам Серьга цепко ухватился за предложение Дана:
– Это дело! Есть у меня кое-что новенькое, уже
заказчики кружат, как гиены полосатые. Только учти, я их меньше чем за штукарь
баксов, не продам. – Видно было, что светлый образ сестры на выданье простер
над Серьгой свои крыла.
Дан обменялся рукопожатием с Серьгой и поцеловал руку мне.
– Приятно было познакомиться, – ничего не значащие
слова, больно ударившие меня. – Надеюсь, еще увидимся.
Дан уселся за руль, резко взял с места, а мы с Серьгой в
полном молчании пошли к подъезду. Серьга отчаянно хромал.
– Вот копыта гадские! Ноги в кровь истерли! Никакого
праздника душе…
В лифте, между пятым и шестым этажами, я дала Серьге
пощечину.
Он даже не подумал защищаться, тряхнул волосами и сказал
миролюбиво:
– Какого черта ручонки распускать?!
– Я же телка хозяйственная! Чуть что – и по роже могу
спроворить, а не только закусь. Зачем нужно было принимать меня за свою бабу, я
этого не пойму.
– А зачем нужно было пялиться на него всю дорогу?
Постыдилась бы! Тоже мне – любовь с первого взгляда! Знаем мы эту великую
любовь, сначала с одним, потом с другим. Знаю я вашего брата – все прыгаете,
все ищете, где лучше, все не знаете, на какой кактус усесться, чтобы пожить
сладенько. Сука! – впервые это относилось не к Алене, а ко мне. Серьга
потихоньку привязывается, голубиная душа…
И тут же голубиная душа съездила меня по щеке – не больно,
но обидно.
