Несколько раз в клуб приезжал Александр Анатольевич – иногда
с компанией (которая интересовала меня больше всего), но чаще – один. Он
производил очень благостное впечатление, но я хорошо помнила нашу первую
встречу в метро и его последующие звонки мне – “ваш сценарий принят…”.
Мне так и не удалось подцепить его, хотя это был
единственный человек, которого я страстно желала видеть в своей коллекции.
Легкий кивок головы, ничего не выражающая улыбка – и все. В любом другом случае
я дала бы понять, что он интересен мне, – в любом, но только не в этом. Играть
в открытую тоже было опасно – чрезмерный интерес мог насторожить его. А те
робкие знаки внимания, которые я ему оказывала, не произвели на Шуру Шинкарева,
как называл его Володька, никакого впечатления.
Должно быть, я не в его вкусе. Это был первый прокол, первый
легкий щелчок по моему задранному носу – не стоит думать, что ты можешь обаять
любого. Не стоит думать, что ты можешь добраться до сути, прыгая из постели в
постель. К этому я была не готова. Это было обидно, тем более что мы
представлены друг другу…
Нужно было думать о каком-то другом, принципиально ином
варианте. Но ничего более-менее приличного в голову не приходило. Долгими
предутренними часами я валялась в кровати, придумывая все новые и новые схемы,
некоторые казались мне вполне сносными, – но наступало утро, и при свете дня
они выглядели смехотворно: некоторые варианты я отмела из-за их явной
киношности, другие же могли засветить меня с первых же минут. Кроме того, нужно
отдавать себе отчет, что ты только сопливая дилетантка, случайно удержавшаяся
на гребне волны. То, что ты еще жива, – просто случайность, до тебя не доходят
руки. Но стоит только чуть-чуть внимательнее к тебе присмотреться – и все
вылезет наружу.
Шито белыми нитками, вот как это называется. Я предавалась
тихому отчаянию – еще и потому, что усеянный телами путь привел меня в тупик,
выхода из которого я не видела. А пока я – только чтобы не оставаться один на
один со своими мыслями – позировала Серьге и все больше времени проводила с
Тумановым. С одной стороны, это было довольно поучительно, но с другой – ни к
чему меня не приближало.
Володька не оставил попыток волочиться за мной, но перевел
это в совершенно иную плоскость: никакой романтики, пародия на большой стиль,
пылкие утренние поцелуи и лазание под юбку в кинотеатре. В нем было хулиганское
обаяние, а всю его тяжеловесность искупало чувство легкой самоиронии.
Самоирония была его кредо, он по-настоящему забавлял меня, но я никогда не
забывала о звонке Нимотси, после которого последовали дм убийства. И Володька,
хотя и косвенно, был виноват в этом.
Да, он вывел меня на Александра Анатольевича, но с тем же
успехом мог и не делать этого – бесполезная, хотя и крепкая ступенька…
Решение пришло неожиданно – во время очередного сеанса
живописи. Серьга все переписывал и переписывал портрет, искал подтверждение
ускользающей сути: иногда живописные черты казались почти отталкивающими, и я
пугалась: Серьга шаг за шагом повторял становление моего лица в разгар
прошедшего лета. Он собирал его по частям, как кусочки головоломки, – еще
немного, и они сложатся в одну понятную картину.
И он, и я привыкли к этим медленно тянущимся дневным часам:
возможно, давно не было собеседников, которые благодарно выслушали бы его;
возможно, ему нравилось, что с женщиной можно вести себя вот так – без всяких
комплексов и унижающей неудачников любовной игры.
А он и был неудачником – вгиковским неудачником,
отличительной чертой которых было одно – они почти не вспоминали ВГИК, а если и
вспоминали – то в самых уничижительных выражениях. Гораздо охотнее Серьга
рассказывал о своей службе в армии – он служил в Западной группе войск как раз
накануне ее вывода. Немцы не нравились ему, ему не нравились и финны – он
относился к ним с презрением аборигена, впервые узнавшего от заезжих
конкистадоров, что на свете существуют кока-кола и презервативы.
Его любимой историей была история о двух его
однокурсниках-неграх, которых он свозил в марийскую глубинку на последнем
курсе. Живых негров там не видели никогда с начала времен, и их приезд был
сродни разорвавшейся бомбе. За неграми ходили толпы марийских крестьян,
районная газета посвятила им целый разворот с характерным заголовком “Гости из
дружественной Эфиопии в Марий-Эл”; в баню, где мылись негры, набивалось по
несколько деревень. Кому-то из предприимчивых братьев Серьги пришла в голову
идея брать деньги за просмотр негритянского тела и всех его частей. Денег было
мало, платили в основном продуктами и самогоном. Негры имели большой успех,
несколько раз участвовали в деревенских драках и совратили не один десяток
женщин. В результате пришлось спасаться от разъяренных мужей бегством. И Серьга
с неграми уехал из деревни под покровом ночи на подводе. Они пили самогон, пели
эфиопские песни, считали марийские звезды, и Серьге даже показалось, что он
счастлив.
Но он не был счастлив. Черт возьми, его счастье могла
составить только эта сука, эта “долбаная двустволка” Алена. А вот Алены-то как
раз и не было в его жизни. Иногда Серьга, ставший совершенно ручным,
рассказывал мне о своих несбыточных фантазиях: он вполне мог бы приехать
инкогнито в Питер, отследить Алену (я даже вздрогнула от похожести наших планов
– моего осуществленного и Серегиного неосуществленного), завладеть ключами от
ее дома, пробраться к ней в квартиру, и…
– Что – “и”? – спросила я.
Тут красноречие Серьги иссякало. Ну оставлял бы ей записки,
цветы (“Неужели? – подумала я. – Сильно же тебя прижало!”) – мелкий любовный
шантаж, назвал это косноязычный Серьга.
Я с трудом удержалась, чтобы не сорваться с места и не
расцеловать Серьгу: вот оно, слово, найдено – шантаж!
Шантаж.
Мысли получили новый толчок, легко освоили подсказанное
русло – и спустя несколько дней в моей голове созрел приблизительный план. Он
был оформлен в самых общих чертах, но это уже было неважно – главное, план
существовал! Он был довольно опасен, но все же после долгих раздумий был принят
– только потому, что другого у меня не было. На первом этапе я вполне могу
справиться сама – это нетрудно. Но второй потребует посторонней и – главное –
мужской помощи. Единственной кандидатурой для этого весьма ответственного дела
стала кандидатура Олега Васильевича, немного подзабытого за всеми полночными
клубными делами. Несколько раз Олег звонил, но я так же не велась на него, как
Шура Шинкарев – на меня. Теперь он вполне может сгодиться, нужно только
деликатно его подготовить.
Чтобы окончательно прояснить всю последовательность
действий, я попыталась изложить их на бумаге – уже опробованный способ, который
до сих пор не подводил меня. Вверху листа я размашисто написала:
ПЛАН Подчеркнув это слово дважды и украсив его виньеткой, я
приступила к разработке пунктов.
1. Несколько ослабить оборону и дать понять Туманову, что
его усилия не напрасны. Согласиться переспать с ним, если не удастся –
проникнуть в его квартиру по другому поводу. Но – только на его территории, это
обязательное условие.
