Разумеется, возникли разговоры, поползли всяческие слухи. А
так как его незамужняя секретарша в тот момент действительно ожидала ребенка,
то подозрение пало на нее. Виктор, выписавшись из больницы, ее уволил, она как
будто не возражала, никаких претензий к нему не предъявляла, а через несколько
дней погибла, попав под машину. Связь с ней Виктор по-прежнему отрицал, звонки
неожиданно прекратились и он смог уговорить меня вернуться.
Охрана, домработница, служившая у нас два года и уволившаяся
за несколько дней до убийства, в один голос твердили, что человек я сдержанный,
доброжелательный, жила скромно, никаких скандалов в доме не было, разговоров о
деньгах, наследстве и прочего тоже, в общем, мне была дана отменная
характеристика, но следователей это, как видно, не впечатлило. Я сама сказала,
что поссорилась с мужем, а во время ссоры и чудо-скромница запросто может стать
фурией.
Допустим, дело действительно не в деньгах и убила я его не
предумышленно, но мне от этого радости было мало. Моя длительная ночная
прогулка выглядела слишком подозрительно, а последующее поведение и того хуже.
Среди всех этих бесконечных вопросов, бессонных ночей и
лютого страха перед тюрьмой, меня поддерживала лишь одна мысль:
Сережа пока вне подозрений. Вдруг ему повезет и он отыщет
настоящего убийцу? Моего мужа действительно кто-то убил.
Кстати, отчего бы милиции и не выяснить — кто?
Время шло, кроме меня подозреваемых не намечалось, я
понемногу впадала в оцепенение сродни зимней спячке и, точно героиня русской
сказки, временами твердила: «Что воля, что неволя, все равно». Но все равно не
было, одна мысль о том, что придется провести в тюрьме несколько лет, вызывала
ужас, а вслед за этим приходила другая мысль — о самоубийстве. С ума сводило
то, что я умру, так и не узнав, кого благодарить за все это.
Не я первая, не я последняя, к сожалению.
Когда дела мои стали хуже некуда, адвокат настойчиво
заговорил о временном помутнении рассудка, беспамятстве и прочей чепухе, у меня
вдруг появился Валерий Петрович Шерман, адвокат моего мужа. Критически
посмотрел на меня, покачал головой и заявил:
— Вы плохо выглядите.
— Не удивительно, — усмехнулась я, — когда
ожидаешь, что тебя будут судить за убийство. Это вряд ли способно порадовать, а
когда при этом знаешь, что не убивал и кто-то… Извините.
Есть новости?
— Есть. Отчаиваться не стоит, в деле наметились очень
интересные изменения. Мы…
— Мы? — перебила я.
— Мы, — кивнул Шерман. — Кстати, вам привет
от Сергея Гаевского. — Должно быть я побледнела, потому что Шерман
торопливо добавил:
— Он вам не рассказывал, что мы давние приятели?
— Нет, — покачала я головой. Выходит, адвокат, о
котором говорил Сергей, и есть Шерман? Впрочем, чему удивляться, когда такое
вокруг творится.
— Итак, Лилия Романовна, у меня исключительно хорошая
новость.
У вас есть алиби.
— Кто-то видел меня на мосту? — боясь свалиться в
обморок от счастья, спросила я.
— На мосту? — Шерман вроде бы удивился. —
Нет, на мосту вас никто не видел. Почему вы скрыли, что той ночью заходили в
кафе?
— В какое кафе? — растерялась я.
— В «Ласточку», это в двух кварталах от вашего дома. Вы
вошли и спросили который час, оттого бармен точно запомнил время.
Было 1.15, как раз в этот момент ваш муж звонил по телефону.
Понимаете? Вы прошли в кабинку, по дороге задели бокал с
красным вином и вино вылилось на вашу шубу. Все присутствующие в баре, а их
было семеро, прекрасно помнят эту сцену и в один голос утверждают: женщина была
сильно расстроена, плакала, должно быть именно по этой причине, желая скрыть
следы слез, надела очки, говорила хрипло, то и дело всхлипывая. После двух вы
покинули бар и направились в сторону своего дома, в 2.10 вас видел таксист, вы
попросили довезти вас до кондитерской, что он и сделал. Парень вас хорошо
запомнил, работы у него в ту ночь было немного, молодая женщина в песцовой
шубе, блондинка, на голове маленькая черная шляпка. Зябко ежилась, попросила
включить печку, спрятала лицо в воротник и всхлипывала. Возле кондитерской
позвонила из автомата, а потом свернула на улицу Володарского, где вы
проживаете, уважаемая.
Описание всех свидетелей сходятся, одежда, внешность,
кстати, на вашей шубе, висевшей в шкафу, следы красного вина. Мы показали
свидетелям вашу фотографию, они не сомневаются, что видели именно вас. Вам
устроят очную ставку и алиби подтвердится. А теперь извольте объяснить, с какой
стати вы об этом молчали? — Есть выражение «как гром среди ясного неба», в
тот момент я почувствовала, как этот самый гром ударил мне в затылок. Должно
быть вид у меня был исключительно глупый, я таращила глаза и силилась прийти в
себя. Безуспешно. — Лилия Романовна, я повторяю свой вопрос: почему вы
скрыли, что у вас есть алиби, зачем надо было рассказывать о нелепом стоянии на
мосту и ночной прогулке по улицам, когда вы все это время были в баре, чему
есть свидетели?
— Я не была в баре, — с трудом собравшись с
силами, заявила я.
— Что? — усмехнулся Шерман, а я упрямо повторила:
— Ни в каком баре я в ту ночь не была и на такси не
ездила.
— Час от часу нелегче. Чего вы добиваетесь? Вы хоть
соображаете, что можете на долгие годы оказаться в тюрьме?
— Валерий Петрович, я не была в баре, я бродила по
улицам…
— Вы с ума сошли, — перешел он на зловещий
шепот. — У нас восемь свидетелей, готовых подтвердить, что в момент
убийства вы были довольно далеко от своего дома, а вы вдруг заявляете… В общем
так, я буду настаивать на психиатрической экспертизе. Вы были взволнованны и
вполне могли просто не помнить, где бродили той ночью.
Его слова вызвали легкий шок. Допустим, я в самом деле
ничего не помню, допустим действительно заходила в этот самый бар и даже вылила
вино себе на шубу, а потом каким-то образом начисто об этом забыла, но как быть
с Сергеем, ведь в тот момент, когда меня подвозил таксист, мы рыскали с ним в
переулке, пытаясь найти мое платье. Или это тоже мне приснилось, как и сам
Сергей Гаевский? Я попробовала успокоиться.
— Валерий Петрович, предположим, я в самом деле ничего
не помню, и я была в баре, и ехала в такси, допустим я сейчас заявлю, что
именно так все и было, а потом выяснится, что это вовсе не я. Вы понимаете? Я
сама себе подпишу приговор, разве не так?
— Какой приговор? Скажите мне только одно, в баре и
такси были вы?
