Молодец, Анюта, молодец, молодец, и парень пришелся кстати,
и тирада вышла что надо, коротко и емко, продолжай в том же стиле, и Лещу
ничего не останется, как положить свою умную крепкую голову тебе на колени…
Лещ устроился за столом, он еще около часа работал с
бумагами, куда-то звонил, сам отвечал на звонки. Но все это время он искоса
поглядывал на меня. Я тоже смотрела на него сквозь неплотно прикрытые веки, я
была в выигрышном положении: в моем углу не было света, а Лещ был ярко освещен,
он сидел за своим огромным столом, как на краю гигантской сцены, отрабатывая
прием «публичное одиночество». Кровать, на которой спала раненая секретарша,
притягивала его как магнитом, он боролся с собой, но ничего не мог поделать.
Пора и сжалиться, Анна, не век же бедняжке Лещу исподтишка вытягивать шею.
– Михаил, – позвала я.
– Вы не спите, Анна? – с готовностью откликнулся он.
– Я хочу попросить вас… – я замялась.
– Я слушаю, – ободрил меня он.
– У меня есть маленькие сбережения… Совсем немного,
боюсь, что их не хватит на похороны. Я хочу, чтобы Егора достойно похоронили…
Дело в том, что у него никого нет. Никого, кто бы приехал за телом. Я…
– Не волнуйтесь, Анна, – мягко сказал Лещ. – Компания
уже взяла его похороны на себя. Его похоронят достойно, обещаю вам.
– Спасибо. Спасибо… Я хочу, чтобы эти деньги тоже были…
– Этого не нужно. Я же сказал, компания все взяла на
себя.
– Вы не понимаете. Для меня это важно. Последний долг.
Я не сумела спасти его.
– Вы не могли бы спасти его, даже если бы захотели, Он
легко поднялся из-за стола, подошел к кровати И присел на самый краешек. И так
же, как утром, пожал мне руку, вот только чуть дольше задержал в своей ладони
мои пальцы. Некоторое время мы молчали. Отлично, скорбные приличия соблюдены,
можно перейти к какой-нибудь другой, менее тяжелой теме.
– Вы спите когда-нибудь, Михаил? – спросила я.
– Иногда. Слишком много работы, нужно все успеть. Жалко
тратить время на сон.
– Я, наверное, сильно сломала ваш быт, чужой
малознакомый человек, я понимаю… Вы не волнуйтесь…
– Вы не сломали мой быт. Никакого быта нет. Сплошное
бытие.
Вот тут-то, Лещ, ты лукавишь, тут я тебя поймала. Ну зачем
быть большим аскетом, чем ты есть на самом деле? Дизайн на пятьдесят тонн
баков, какое уж тут бытие?
– Заняла вашу постель.
– Да нет, что вы… Вы хоть ели сегодня?
– Да. Андрей готовил. Кажется, мы действительно что-то
ели…
– Не хотите поужинать со мной?
– Хочу, – я сказала это так просто, что Лещ даже
рассмеялся от удовольствия.
– Тогда я приготовлю что-нибудь. У меня есть отличное
вино… Коллекционное.
Я даже присвистнула в душе от удивления. Неужели я так
хорошо, так искренне сработала, что Лещ решил угостить меня коллекционным
винишком, купленным на аукционе «Кристи» по пять тысяч долларов за бутылку? С
ума сойти!
– Какую кухню вы предпочитаете?
– Не знаю. У меня нет гастрономических предпочтений.
Разве что сырокопченая колбаса. У меня никогда не хватает денег, чтобы купить
ее, – почему нет, скромная секретарша турфирмы может позволить себе милое
плебейство, это выглядит пикантно и – главное – достоверно.
– Хорошо, – Лещ рассмеялся, – сырокопченую колбасу тоже
внесем в список смертников… Как насчет французской кухни? Что скажет секретарша
из фирмы «Круазетт»?
– Она скажет, что это было бы очень мило, если
вычеркнуть из меню луковый суп.
– Заметано.
Через минуту он уже позвонил в какой-то ресторан и сделал
заказ. Еще через двадцать минут еда уже стояла на маленьком столике перед
кроватью. Лещ достал бутылку вина, я не ошиблась, это было вино, купленное на
«Кристи», черт бы побрал театральные жесты! Но нужно отдать должное широкой
сибирской душе Леща, он ни словом не обмолвился о происхождении вина. Разлив
его в высокие узкие бокалы, он протянул один из бокалов мне, а второй взял сам.
– За то, что вы остались живы, – тихо сказал он.
– Да.
Мы выпили. «Перье» 1886 года выпуска обладало божественным
вкусом, прожитые годы облагородили простую столовую водичку. Я долго держала
жидкость во рту, боясь расстаться с ней. Еще дольше держалось послевкусие.
– Ну как?
– Никогда не пила ничего подобного. Это очень старое
вино?
– Очень старое и очень мудрое.
– Наверное. Но сейчас мне хотелось бы водки. Только
один стакан. За Егора, который остался мертв.
Не говоря ни слова. Лещ встал – я слышала, как мягко
хлопнула дверца холодильника, – и спустя несколько секунд вернулся с початой
бутылкой водки и двумя стаканами. Мы выпили в полном молчании.
– За тебя, Егор, – сказала я. – Прости, пожалуйста… И
снова ладонь Леща накрыла мои пальцы.
– Все в порядке.
– Я думаю, – медленно сказал Лещ, – он бы мог вами
гордиться.
– Лучше бы он не гордился мной и остался жив.
– Вы любили его?
Невинный вопрос, утром я уже пыталась предотвратить его
возникновение, но он всплыл снова. Это означало только то, что Лещ всерьез
заинтересовался мной. Эй, Костик Лапицкий, должно быть, ты сейчас валяешься в
своей узкой койке и пытаешься сообразить, что здесь происходит в пентхаузе
этого потрясающего мужика, который ни в какое сравнение не идет с твоей убогой
берлогой. Перестань беспокоиться, радость моя, повернись на бок и усни,
ситуация под контролем. И контролирую ее я.
– Да, я любила его. Но это не любовь в узком смысле,
если иметь в виду взаимоотношение полов. Это совсем другое. Мы очень много
пережили вместе, а это рождает совсем другие отношения. Они гораздо прочнее,
потому что в них нет страсти… Есть только ощущение, что ты не один, что кто-то
другой очень близко. Не нужно быть лучше, чем ты есть на самом деле. А ведь
страсть – это всегда лукавство… Это стремление завоевать. А когда хочешь
завоевать, все средства хороши. Просто макиавеллизм какой-то. И это нечестно.
Простите, я не умею излагать то, что чувствую…
– Да нет. Похоже, вы умеете излагать то, что
чувствуете, Анна.
– А можно еще вина?
– Да, конечно.
Мы снова выпили. Мешать водку и вино в моем положении не
очень-то здорово, но когда еще я выпью вино по пять тысяч за бутылку?..
– Я думаю, вы не правы насчет страсти, – задумчиво
сказал Лещ, вертя в руках бокал. – Я попытаюсь доказать вам…
…Доказательства были перенесены на неопределенное будущее, в
котором Лещ и я выглядели вполне пасторально, если все пойдет в направлении,
заданном сегодняшним вечером. Перед тем как заснуть в холостяцкой постели Леща,
я подумала о том, что совсем недолго буду находиться в ней одна. Похоже, он
попал во все ловушки, расставленные мной, хотя и одной было бы достаточно,
чтобы подцепить его: мужественная маленькая женщина, настоящий друг всех
покойных отважных журналистов, приятная собеседница, покорительница собак и
спецназовцев, всем изысканным ресторанным блюдам предпочитающая кусок
сырокопченой колбасы… То ли еще будет, милый Лещарик! Стоит только открыться
заплывшему фиолетовому глазу и прийти в норму разбитым губам, уверяю, ты
оценишь меня по достоинству. Ты ведь уже сейчас решаешь для себя не такую уж
трудную проблему: как оставить меня в этом твоем роскошном пентхаузе еще на
несколько дней, сверх положенных хирургом Эдиком Перевозчиковым. Это видно
невооруженным глазом, да и выпитая бутылка за пять тысяч на это прозрачно
намекает. Что ж, дебют оказался вполне удачным, даже случайно набранные
статисты вплелись в драматургическую канву очень органично. Теперь ты можешь
отдохнуть, Анна. Во всяком случае – до завтрашнего воскресного утра…
