– Лежите спокойно, – сказал Лещ успокаивающим голосом,
– вы ранены, но кость, кажется, не задета.
– Кто вы? – спросила я.
– Ваша красная «Ока» припаркована к подъезду?
– Кто вы? – снова спросила я.
– Ну хорошо. Меня зовут Михаил Меньших. Я закрыла глаза
и попыталась улыбнуться.
– Это я звонила вам. Мне нужно…
– Потом, – Лещ положил на мои разбитые губы жесткую
широкую ладонь, хорошо пахнущую ухоженной кожей, и мне предательски захотелось
прижаться к ней губами. Теперь я начинала понимать всех его женщин, которые
сохранили о Михаиле Меньших самые светлые воспоминания. – Все разговоры потом.
Сейчас я продезинфицирую вашу рану, и вы попытаетесь уснуть. А я отгоню вашу
машину, иначе разговоров не оберешься. Все водительское сиденье залито кровью.
– Егора убили… – медленно произнесла я и попыталась
посмотреть на Леща заплывшим глазом.
– Вам, я смотрю, тоже досталось. Вы потеряли много
крови… Как вас зовут?
– Анна.
– Вы потеряли много крови, Анна. Но теперь вы в
безопасности.
А ты не в безопасности. Далеко не в безопасности, Михаил
Меньших по кличке Лещ!..
Несмотря на мое молчаливое стоическое сопротивление, он
все-таки стянул с меня блузку, под которой было дешевое белье, принес огромную
бутыль спирта и осторожно промыл рану. А потом быстро и профессионально обработал
ее и наложил повязку.
Ай да красавчик, ай да сукин сын, ай да медбрат на
общественных началах, с ума сойти, какой мужик, думала я, пока он возился со
мной. Если бы не рана, если бы не заплывший глаз, который делал смешной любую
попытку заигрывания, если бы не эта чертова операция, наконец, я бы попыталась
соблазнить его. Бедный Эрик, трах в ресторанной подсобке был пределом его
мечтаний, мне ничего не стоило влюбить в себя немчика, а вот этого слабо? Жрецы
секса Александр и Александра вложили в свою подопытную морскую свинку Анну
столько мертво просчитанных эротических схем, пора бы применить это на
практике. Рядом с этим роскошным типом находиться опасно, того и гляди крыша
поедет от желания… Стоп, стоп, Анна, ты всегда должна помнить, для чего ты здесь.
А посему переходи к своей роли испуганной секретарши, на которую свалилась
чужая страшная тайна…
А Лещ уже наливал спирт, которым дезинфицировал рану, в
граненый стакан (откуда только такой раритет в этой вакханалии
суперсовременного дизайна?).
– Выпейте. Должно помочь.
– Это спирт? Я не буду пить, – только так и могла
ответить маленькая секретарша, находящаяся в состоянии шока.
– Выпейте, станет легче, – он был настойчив.
– А нет ничего другого? Менее радикального?
– Сейчас поможет только это. Поверьте. Зажмурьтесь и
глотайте, Анна.
Здоровой рукой я взяла стакан, смело сделала глоток,
поперхнулась, но спирт все-таки выпила. Ничего сверхъестественного для меня в
этом не было, потому что пить медицинский неразбавленный спирт меня тоже учили.
Но реакцию я отыграла точно: сейчас умру, мамочки, глаза на лоб лезут, во рту
пожар… Лещ смотрел на меня с суровой жалостью.
– Больше не могу, – сказала я. – Дайте запить
чем-нибудь…
– А больше и не надо. И никаких «запить», – он кивнул
на спирт. – Незаменимая вещь. Особенно в условиях, приближенных к боевым. У
вас, как я посмотрю, примерно такая ситуация. Сейчас станет легче.
– Уже стало.
– Я отгоню вашу машину. А вы постарайтесь заснуть.
– Документы, – я даже приподнялась в кровати и тотчас
же рухнула обратно, закусив губу, и без того болевшую. – Документы… Они в
машине под сиденьем.
– Хорошо, – ни один мускул не дрогнул на лице Леща. –
Давайте помогу вам надеть рубашку…
С помощью Леща, не забывая стыдливо прикрывать рукой грудь,
я натянула пахнущую свежестью огромную мягкую рубаху. Спирт и потеря крови
делали свое дело, я слабела на глазах, глаза слипались. Я даже не заметила, как
заснула.
А когда проснулась, было очень раннее утро или самый краешек
ночи. Не открывая глаз, сквозь неплотно сжатые ресницы, я рассматривала обстановку
и восстанавливала события предыдущего вечера.
Пока никаких проколов. Я останусь здесь как минимум на три
дня, это ясно. Сотрясение мозга, постельный режим, да еще синяки, да еще рана,
да еще документы, которые должны купить Леща с потрохами. Он ведь давно ходил
кругами вокруг этого дела. Но эти вещи пока не должны меня волновать. А за три
дня многое может произойти… И – главное – я смогу стать для него интересной.
Ладно, оставим для Леща сбой темпа, стиль свободной
импровизации, рубато – вот как это называется, единственное слово в одном из
кроссвордов Виталика, которое я не отгадала. Кстати, а где наш ковбой, где наш
борец с несправедливостью, защитник угнетенного и обиженного государства?
Ковбой сидел за огромным, похожим на футбольное поле столом
и копался в документах. Это были привезенные мной бумаги: я узнала бы их из
тысячи. Перед ним стояла пепельница, полная окурков: я хорошо запомнила из
досье, что он курит легкомысленные сигареты с ментолом – маленькая, почти
женская, слабость, единственный сомнительный штришок в монументальном образе.
У его ног лежала огромная, устрашающего вида собака, которую
вчера я даже не заметила. Наверное, это и есть та самая дворняга Старик, в
которой Лещ души не чает. Удивительная для собаки мудрая деликатность:
Старик лишь повернул морду в мою сторону, отреагировав на
мое пробуждение, и снова положил ее на лапы. Оставив Леща, бумаги и собаку, я
наконец-то получила возможность по-настоящему рассмотреть его логово. Такое
может свести с ума кого угодно, ничего не скажешь. Лещ, купивший половину
верхнего этажа дома, сломал все стены и устроил здесь настоящий пентхауз, в
стиле нью-йоркских богемных мастерских: никаких перегородок, любовь Меньших к
открытым пространствам неистребима. Недаром из всех видов спорта он
предпочитает гольф.
Дизайн квартиры был безупречен: кажется, его делал
американец, очень дорогой архитектор из Лос-Анджелеса. Мебели немного, кроме
широкой низкой кровати, на которой я сейчас лежала, минимум посадочных мест.
Зато целую стену занимают постоянно работающие телевизоры: преодолевая шум в
голове, борясь с черными точками в глазах, я пыталась сосчитать количество
каналов, которое принимало бунгало Леща, – и не могла. Наверняка вся крыша
истыкана антеннами и спутниковыми тарелками, только так Михаил Меньших может
выразить свою телевизионную любовь ко всему миру.
Огромное количество книг, огромное количество картин,
обсевших стены, как мухи, в основном авангард, соц-арт и концептуализм,
редкостная мерзость: русские художники, метнувшиеся в прежние времена на Запад,
– его друзья, через одного. По периметру комнаты, через две стены, проходит
окно, от пола до потолка. Стекло пуленепробиваемое, это мне тоже известно. Если
продержаться у него до вечера (а сейчас меня вдруг начинают одолевать
сомнения), то можно будет увидеть панораму Москвы…
