– Что здесь происходит? – спросила я Виталика. Он
ухмыльнулся и приложил палец к губам.
– Сейчас увидишь одного парнишку. Думаю, он тебе
понравится.
А спустя секунду появился тот самый парнишка, о появлении
которого возвестил Виталик. В первую минуту я узнала его: черные длинные
волосы, забранные в хвост, пластилиновая, гнущаяся во все стороны фигура. Я
видела его в проеме дверей в спортзал – там, на даче, – именно его кидал через
голову флегматичный Игнат. Именно после него я стреляла в тире, его мишени были
образцово-показательными, гораздо лучше моих…
Теперь он был одет в блестящий испанский костюм: белые
короткие штаны, рубашка-апаш с пышными рукавами и жабо, расшитая золотом
жилетка, широкополая шляпа, болтающаяся за спиной, широкий белый плащ. Через
плечо у него висела сумка, в тон жилетке, тоже расшитая золотом. Вставной
театральный номер, с неожиданной неприязнью подумала я, нижние чины
развлекаются, следующим номером программы будет кордебалет мюзик-холла со
страусовыми перьями в тощих задницах… А потом…
Но додумать я не успела. Это была отличная имитация фламенко
– без всякого сопровождения, только стук каблуков, мастерски выбивающих ритм.
Вставной номер, который завораживал своей красотой, кончился в тот самый
момент, когда я подумала: отличный танцор. Но это не было финалом. Выгибаясь в
разные стороны, оседлав стоящий рядом стул, парень заговорил. Сначала тихо,
перекатывая слова в горле, потом громче:
– «Я был на краю отчаяния, мне сосватали было одно
местечко, но, к несчастью, я не вполне к нему подходил. Требовался счетчик, и
посему на это место взяли танцора. Оставалось идти воровать. Я пошел в
банкометы. И вот тут-то, изволите видеть, со мной начинают носиться, и так
называемые порядочные люди гостеприимно открывают передо мной двери своих
домов, удерживая, однако ж, в свою пользу три четверти барышей. Я мог бы
отлично опериться, я уже начал понимать, что для того, чтобы нажить состояние,
не нужно проходить курс наук, а нужно развить в себе ловкость рук. Но так как
все вокруг меня хапали, а честности требовали от меня одного, то пришлось
погибать вторично…»
Это был кусок из монолога Фигаро, Боже мой, я знала даже
это, умная девочка, но не мое знание потрясло меня. Парень с тривиальным
хвостом оказался великолепным актером: каждое слово, которое он произносил,
эхом возвращалось к нему самому, он издевался над собой, он выворачивал себя
наизнанку с таким отчаянием, что я даже испугалась за него. Реплики должны были
хлестать сидящих за столами, как плети, от них становилось неуютно и сосало под
ложечкой. Актер то пропадал, то исчезал в полосах света: они делили его лицо и
фигуру на две неравноправные части, – кто-то из людей Лапицкого выставил свет,
и выставил довольно удачно…
Он был талантлив, дьявольски талантлив, это было видно
невооруженным взглядом. А потом драма превратилась в фарс. Не прекращая
монолога, парень достал из сумки несколько предметов, завернутых в разноцветную
фольгу, клоунски огромных, чтобы быть настоящими: стилизованный бритвенный
прибор, ремень, несколько старинных пистолетов. Он поочередно разворачивал их –
внутри они были шоколадными. С видимым удовольствием, урча между репликами, он
сожрал сначала бритвенный прибор (бедный, бедный цирюльник Фигаро!), затем разломил
на части ремень и добрался до пистолетов. Пятна фольги мелькали в его руках,
завораживали своим упорядоченным движением – от этого нельзя было отвести глаз.
Фигаро подходил все ближе и ближе к столику, за которым сидели Лапицкий и
Валентина, полы его плаща развевались в бликах света – теперь он играл в
матадора и быка…
И когда дошла очередь до последнего пистолета и Фигаро,
блестя зубами, надломил шоколадное дуло, произошло невероятное: в шоколадном
пистолете оказался настоящий, и Фигаро спустил курок. Он выстрелил несколько
раз, я даже не поняла, куда же он целился, скорее всего в Лапицкого. И бросился
бежать, петляя, как заяц, между столиками. Парни за спиной Лапицкого синхронно
выхватили пистолеты; в направлении бегущего Фигаро зазвучали резкие хлопки.
Лапицкий откинулся на стуле и, по своему обыкновению,
заложил руки за голову.
– Хреново! – резким голосом сказал он; таким же резким,
как холостые выстрелы. – Ты уже семь секунд как покойник. Соберись, Олег,
времени осталось три дня.
Тот, кого назвали Олегом, остановился, тяжело дыша, он
подошел к стулу, который еще несколько минут назад был живым в его руках, сел
на него и посмотрел на Лапицкого.
– Я устал, – сказал он.
Я видела темные пятна пота на жилетке и рубашке, от
напрягшейся спины актера веяло безысходностью. И я подумала, что, стоит мне
сейчас подойти к зеркалу, вместо своего обычного отражения я увижу этого парня…
– Что это за спектакль? – снова спросила я Виталика.
– Не спектакль, а репетиция, – пояснил он.
– Хорошо сделано.
– Конец заваливает полностью, сопляк, – не согласился
со мной Виталик.
– А по-моему, он классный актер.
– Полный мудила. Угробили три недели, а дела ни к
черту, – мы говорили с Виталиком на разных языках. – Лапицкий поднял голову,
увидел нас и приветливо помахал рукой. Я отвернулась, а Виталик радостно
присвистнул.
– Спустимся к боссу.
– Может быть, отложим до утра? – безнадежно спросила я
у Виталика.
Но он уже не слушал меня:
– Давай, давай, ты и так спишь больше, чем положено. Мы
спустились вниз, в холл. Капитан сидел, вытянув ноги к камину, и позевывал.
– Ну что, понравился наш мальчик? – не оборачиваясь ко
мне, спросил он. – Присаживайся, поболтаем. Люблю с тобой лясы поточить в
свободное от работы время.
– А я не очень, – ответила я, но все-таки взяла стул,
на котором еще несколько минут назад сидела Валентина, и присела рядом.
– Человек может бесконечно смотреть только на две вещи
– на воду и на огонь, – задумчиво произнес Лапицкий.
От удручающей банальности этого тезиса меня передернуло.
– Да вы, оказывается, последний романтик, капитан, –
насмешливо сказала я.
– Что есть, то есть, – сегодня капитан был настроен
благодушно. – Как тебе представление? Есть на что посмотреть?
– Что это за парень?
– Заинтриговал?
– Мне кажется – он талантливый актер. Только вот что он
делает в этом паучьем гнезде?
– Развлекает личный состав. Не голых же девок
приглашать, в самом деле, – капитан уже научился не реагировать на мои беззубые
немощные подколки. – Считаешь, что талантливый?
– Мне так показалось.
– Может понравиться? Ты как думаешь, Анна?
– Смотря кому.
– Ну, например, большому любителю традиционного театра.
Никаких тебе Беккетов с Мрожеками, никаких лысых певиц, академическое
исполнение на хорошем нерве. Я не прав?
