Открыть дверь оказалось неожиданно легко – слишком
неожиданно и слишком легко! – и спустя секунду я уже была на лестничной
площадке – вниз, вниз, скорее вниз, кажется, ты спаслась…
…Я пришла в себя только на улице и обнаружила, что все еще
сжимаю в руке пистолет. Картина не слишком подходящая и мутному разгару
февральского дня, и самому центру города. Стараясь справиться с собой, я
опустила пистолет в карман шубы. Неожиданно он упал в самый низ и завалился за
подкладку. Этот последний штрих, этот достойный финал трагедии, обернувшейся
фарсом, добил меня окончательно: кто бы мог подумать – у стильной женщины,
носившей платья «от кутюр» и дорогие украшения, – дырка в кармане!..
Стоя посреди двора, не в силах двинуться дальше, я начала
смеяться. Я смеялась так долго, так отчаянно, что взмокли ресницы. А потом смех
перешел в такое отчаянное рыдание, что я даже испугалась за себя: да у тебя
истерика, Анна. Некому надавать тебе по щекам, некому привести тебя в чувство…
Сейчас ты привлечешь внимание всего благовоспитанного надменного двора в центре
города, и кончится тем, что вездесущий милицейский патруль похлопает тебя по
плечу.
Бежать. Бежать как можно дальше отсюда. Хотя неизвестно, как
далеко ты убежишь в одном халате под шубой и легких осенних туфлях на голые
ноги (тогда, когда меня увозили из квартиры Эрика, я успела надеть только их)…
Постепенно холод выстудил мою голову – смеяться расхотелось.
Нужно было думать о том, куда идти: с пистолетом в подкладке и без единой мысли
в голове. И только теперь я с отчаянием поняла – идти мне некуда… Наверняка у
меня были знакомые, которые могли помочь мне, но никого из них я не помнила.
Я по-прежнему ничего не помнила… Но обо всем этом можно
будет подумать потом – потом, когда я растворюсь в московских улицах и окажусь
в относительной безопасности. Я провела рукой по саднящему от боли подбородку и
горько усмехнулась: ты никогда, никогда не будешь в относительной безопасности…
* * *
…Несколько часов я слонялась по улицам, иногда заходя
погреться в магазины и маленькие кафе. Я тупо прочитывала таблички с названиями
улиц – все они были смутно знакомыми, но мало о чем говорили мне. Ни одно из
них не было связано с конкретными событиями из моей прошлой жизни. В порыве
первого приступа отчаяния я даже стрельнула у какого-то сентиментального
торговца хот-догами жетон на телефон и набрала номер Насти – единственного
человека, которого я по-настоящему знала: это был мой собственный, не
навязанный, а приобретенный опыт общения. Но мне отвечали лишь короткие
сердитые гудки… Поздравляю, ты лишилась последней связи с реальным миром.
Длинная, до пят, шуба спасала меня от пронизывающего холода,
в ней я чувствовала себя даже уютно, но спустя некоторое время я перестала
ощущать собственные ноги: осенние стильные туфли были плохой защитой от мороза.
У меня не было ни копейки денег, чтобы засесть в какое-нибудь завалящее бистро
и с достоинством выпить хотя бы чашку жидкого кофе. Загнанная стужей в угол, я
наконец-то забилась в ГУМ и решила не выходить оттуда до закрытия.
Слабая дурацкая надежда, что к вечеру что-то может решиться…
Так и не согрев ног, так и не уняв саднящую боль в
подбородке, так и не решив ничего для себя, я набрела на туалет для сотрудников
универмага, закрылась в кабинке, села на выложенный плиткой пол и заплакала…
Выхода нет. Нет выхода.
Спустя несколько минут я почувствовала, что засыпаю. Ну что
ж, очень хорошо, плевать на то, где я нахожусь, почему так болят ноги?.. Слабо
соображая, что делаю, я расстелила на полу шубу, свернулась калачиком и
накрылась с головой. Пусть меня найдут, но только тогда, когда я засну. Есть
слабая надежда, что не проснусь. Слишком слабая, но попытаться стоит. Но что-то
мешало мне провалиться в блаженный сон, спустя несколько минут я поняла что.
Пистолет, впившийся в бок. Единственная неприятность,
которую я могу устранить.
Я – вот единственная неприятность, которую можно устранить.
Нужно только вытащить тяжелую игрушку из кармана. Она хорошо поработала, вполне
в духе Хичкока: два трупа, почему бы не быть третьему? Ведь выхода нет.
Нет выхода.
Эта мысль так обрадовала меня своей определенностью, что сон
как рукой сняло. Вот оно что: малейший намек на решение всегда мобилизует Анну
Александрову, суку, каких мало. Жаль только, что не придется воспользоваться
этим ценным качеством в дальнейшем.
Мысль о том, что все может так легко и относительно
безболезненно закончиться, подстегнула меня. Во всяком случае, есть радикальный
способ избавиться от боли в подбородке и навсегда замерзших ног. Есть
радикальный способ избавиться от вечных сумерек в сознании. Я попыталась
извлечь пистолет из-за подкладки – это оказалось не так-то просто: он
выскальзывал, он не давался мне в руки. Я даже застонала от нетерпения: каждая
секунда отдаляла меня от решения пустить себе пулю в лоб (или в сердце, или в
висок), делала его не таким бесповоротным.
Ничего не получается, да что же с моими руками, черт возьми,
неужели я так боюсь перестать жить?!.
– Нет, не боюсь, – вслух произнесла я, уговаривая себя.
– Не боюсь, не боюсь, не боюсь. После всего, что произошло, мне нечего бояться.
Не доверяя больше предательским, цепляющимся за жалкую жизнь
рукам, я поднесла шелковую подкладку к – лицу и впилась в нее зубами. Через
несколько секунд подкладка поддалась и треснула. Из-под ткани выпал пистолет.
Пистолет и несколько смятых бумажек. Мать твою (я вспомнила
о Витьке), что это со мной? Наваждение близкого самоубийства прошло. Бумажки
оказались смятыми купюрами. Я осторожно разгладила их: четыре сотенных и одна
полтаха, да вы шикарно живете, Анна Александрова, если такие бросовые суммы
валяются у вас в дырявых карманах.
Четыре сотенных и одна полтаха. Есть с чем начинать жить.
Неожиданно появившиеся деньги сделали свое дело: в голове
прояснилось, прав Илья, я действительно алчная тварь, только деньги могут
заставить меня трезво соображать, пусть даже такие небольшие.
Я поднялась на ноги, оделась и запахнула шубу, не забыв
переложить пистолет и все неожиданное богатство в целый карман.
Сначала сапоги, чтобы не замерзнуть вусмерть. Сначала
сапоги, а потом все остальное.
…Здесь же, в ГУМе, пряча фиолетовый подбородок От равнодушных
продавцов, я купила себе пару относительно дешевых сапог. Оставшихся денег
хватило на колготки, кофе и пачку «Житана».
Спустя полчаса я сидела в соседней прилично обставленной
забегаловке, грела руки о чашку кофе и предавалась нерадостным мыслям.
В активе у меня были только сапоги и сигареты. Все остальное
выглядело катастрофически. То, что я узнала о себе, не может не вызвать ничего,
кроме глухой тоски. Две смерти за ночь, и все они связаны со мной. Я и сама
чудом избежала участи хирурга-пластика и Эрика Моргенштерна. Но это лишь
отсрочка, не больше, комиссия по помилованию, возглавляемая владельцем казино
Ильей, никогда не вынесет мне оправдательный приговор.
