Он наверняка не отказался от попыток найти меня, от попыток
найти документы из сейфа Юлика Дамскера. Документы, о которых я и думать забыла
и похищением которых подписала себе смертный приговор. А ведь этот смертный
приговор никто не отменял. И даже Лапицкий не сможет тебя защитить. Я бесцельно
листала журнал, снова и снова возвращаясь к фотографии Ильи, и уже жалела, что
из глупой гордости отказалась принимать таблетки. Возможно, уже сейчас память
вернулась бы ко мне, и я вполне могла бы стать обладательницей фантастического
состояния. А если прибавить к этому незасеянное поле для шантажа, то картина и
вовсе выглядит впечатляющей. Из всей книги амнезии, на которую время от времени
я тупо натыкалась, самой неприятной, самой несправедливой казалась мне глава об
утерянных документах Юлика Дамскера. Рискнуть жизнью, внешностью и
относительным покоем и в результате все потерять, получив взамен только
беспамятство, – от этого можно сойти с ума.
Но даже и не это волновало меня: Илья. Вездесущий очкарик
Илья, который наверняка кое-что разнюхал о моей нынешней жизни, представлял для
меня реальную угрозу. Вряд ли он успокоится и будет сидеть на пороховой бочке,
ожидая, пока запал из этих документов рванет так, что разнесет его тщедушное
тельце на куски. Мне не нравился Илья Авраменко. Мне очень сильно не нравился
Илья: стоит только вспомнить, какому унижению и какому ужасу подверглось бедное
растение, вынутое из тепличной земли клиники и перенесенное на суровую почву
криминальной действительности. И к тому же оставалась не отомщенная,
развалившаяся на куски голова Эрика Моргенштерна, и она тоже взывала к
возмездию. Я так углубилась в свои мысли по поводу владельца казино
«Монте-Кассино», что через полчаса случайно найденная в журнале фотография уже
казалась мне перстом судьбы.
Ты должна разделаться со своим врагом, поразмять косточки
перед грядущими испытаниями, это будет в твоем стиле. В стиле равнодушной
мстительницы Анны Александровой. Никто не может задеть и унизить тебя и
остаться безнаказанным. И за эту работу я заплачу тебе сама…
План созрел на следующий день, в ванной, стоило мне только
включить контрастный душ; с водой ко мне приходило странное вдохновение –
вдохновение сродни вдохновению поэта или писателя. Вдохновение, связанное с
убийством. Я уберу этого типа, и поможет мне в этом пока не задействованный ни
в одной моей комбинации (если не считать легкого шалашика ревности,
построенного специально для Леща) спецназовец Андрей. А чертовому Костику не
останется ничего другого, кроме как восхититься изяществом и красотой моего
плана.
Не выходя из квартиры, я набрала телефон Андрея (еще у Леща
он сунул мне мятую бумажку с номером – на всякий случай).
И случай представился.
Но, пробив шесть цифр из семи, я решительно нажала на рычаг.
Слишком рано для взволнованной и преследуемой женщины, нужно подождать до ночи,
такие дела хорошо решать именно ночью, когда в окнах мужских квартир висит луна
и любая женщина, обратившаяся за помощью, кажется особенно беззащитной.
Дожидаясь назначенного часа, я просмотрела три хичкоковских
фильма, в очередной раз восхитившись изяществом простраиваемых сюжетных ходов:
вот она, твоя энциклопедия, твоя настольная книга, Анна, даже некая широкополая
наивность и отсутствие рек крови ее не портят, классический вариант.
Я позвонила ему в час ночи. Время вполне пограничное, в это
время может случиться все, что угодно. Он снял трубку сразу же, как будто ждал
звонка.
– Андрей, это Анна, – прерывающимся голосом сказала я.
– Здравствуйте, Анна, – его голос звучал удивленно, и в
то же время бывший спецназовец не мог скрыть своей радости. Он все еще
продолжал опекать меня и делал это по своей собственной инициативе. Возможно,
он даже не признавался себе в том, что я интересую его не только как беспечный
объект наблюдения, но дела это не меняло. Вот и сегодня утром я легко
отвязалась от его старенького автомобиля, за рулем которого он пас меня. Я
делала это не всегда, а лишь периодически, чтобы профессиональный уход от
слежки выглядел бы милой случайностью: я чересчур свободна, чтобы обращать
внимание на добровольных телохранителей.
– Можно я приеду к вам?
– Что-то случилось?
– Да. Случилось. А Меньших нет в городе, – я нарочно
назвала Леща по фамилии, чтобы сохранить дистанцию в наших отношениях и не
сильно напугать Андрея: мало ли чем может обернуться дело.
– Вы ведь не у него. Я вернулся оттуда полчаса назад.
– Я не у него. Мне нужна ваша помощь.
– Где вы находитесь?
– На Кропоткинской, у подруги. – Конечно же, никаких
адюльтеров, никаких квартир приятелей с моими зубными щетками на полках.
Целомудрие и простота, узкая девичья кровать и подруга в качестве приятной
собеседницы больше соответствуют моменту.
– Адрес? – отрывисто пролаял Андрей: стоило мне
заикнуться о том, что я нуждаюсь в помощи, как он моментально ощутил себя
хозяином положения.
Я продиктовала адрес.
– Буду через двадцать минут. Ждите меня…Он появился
через восемнадцать с половиной. Я уже стояла у подъезда и ждала его. Он открыл
дверцу машины, и я плюхнулась на сиденье рядом с ним.
– Отвезти вас на «Курскую»? – настороженно спросил
Андрей, имея в виду пентхауз Леща.
– Если можно… Если можно – к вам. Я боюсь остаться
одна.
Он благодарно посмотрел на меня и рванул с места. Через те
же восемнадцать с половиной минут мы уже входили в подъезд его дома. Только
здесь Андрей сбросил с себя маску сдержанной суровости и немного смутился.
– Только знаете что? У меня не убрано, Анна. Я не ждал
гостей.
– Можно я не буду гостем? – Я проследила за тем, чтобы
моя реплика не выглядела двусмысленной: девушке просто очень хочется, чтобы
кто-то защитил ее, только и всего.
.:
– Хорошо, – он смягчился и даже повеселел.
На пятом этаже унылой хрущобы он сунул ключ в замок и
толкнул дверь.
– Входите.
Это была крошечная однокомнатная квартирка, небрежная и
запущенная. Включив маленький свет, Андрей на ходу прибрал какие-то вещи и
освободил для меня старое вытертое кресло. Я села в него и осмотрелась: вся
обстановка, если не считать смонтированной телевизионной стены (о ней мне уже
говорил Лещ), была похожа на алтарь, возведенный в честь единственного бога –
его покойной возлюбленной. Фотографии юной женщины, мастерски сделанные и
увеличенные, ее портреты, из тех, что старательно срисовывают уличные художники
с тех же фотографий. Цветные стандартные снимки: Андрей и его возлюбленная на
фоне Белграда, на фоне площадей, на фоне маленьких кафе, на фоне голубей, на
фоне брусчатки, на фоне газетного киоска. Возлюбленную звали Марией. Я помнила
это. Мария спящая; Мария, Андрей и автомат; Мария, Андрей и камуфляжная форма;
Мария, Андрей и устрашающего вида краска, которой расписаны их лица; Мария,
Мария, Мария.
