Я столько раз умирала – пора бы умереть окончательно.
Именно поэтому я здесь. Именно поэтому они здесь.
Вот только Митяй… Пятая колонна в хорошо отрепетированном
государстве Кравчука, пятый элемент в моей собственной жизни. Я могла
представить, что заставило его написать эту отчаянную записку, – могла, но
боялась этого больше всего. Неужели он вот так, с лету, ради седой стареющей
женщины, с которой провел всего лишь несколько ничем не примечательных дней и
одну безумную ночь, решился сломать свою жизнь? Ведь если это произойдет – у него
ничего не останется. И, может статься, не останется его самого. Отступники,
даже влюбленные отступники, – самая уязвимая мишень…
Бедный мой, бедный…
Я почувствовала к Митяю запоздалую и потому особенно острую
нежность. У меня даже заломило в висках и задрожал подбородок.
Беги.
Я вдруг отчетливо поняла, что останусь с ним, здесь, в
машине, что бы ни произошло.
Прошла вечность, и он вернулся.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Сеня.
– Все в порядке.
– Двинули?
– Ага, – односложно ответил Митяй, но так и не включил
зажигание. Он так и не включил его…
То, что произошло потом, за считанные мгновения объяснило и
без того ясный смысл торопливой записки Митяя. Он с ходу развернулся и заехал
гаечным ключом, который до этого держал в левой, опущенной руке, прямо в переносицу
Бадри. Это был мощный удар, может быть, чуть смазанный, ведь Митяй не был
левшой.
Кровь Бадри брызнула мне в лицо, на затылок Сени, на
сиденья, на стекло… Казалось, она залила весь салон.
– Беги! – заорал мне Митяй, пока опешивший Сеня терял
секунды. – Беги!..
– Ах ты, сука! – Он все-таки обладал отменной реакцией,
этот телохранитель, и, несмотря на то, что Митяй навалился на него всем телом,
все-таки сумел вытащить свой пистолет.
"ЗИГ-зауэр”, я хорошо это помнила по “Мосфильму”.
– Беги! – Теперь Митяй уже хрипел, клубку тел было
тесно в заляпанном кровью салоне.
Ломая ногти, я все-таки открыла дверцу и выскочила на шоссе.
Но, не пробежав и десяти метров, остановилась. Морозный воздух сразу же
отрезвил меня. Что же я сделала?! Я оставила его одного, я чуть не предала
человека, который захотел спасти мою жизнь, может быть, ценой своей…
Я бросилась обратно к машине, но пистолетный выстрел,
прогремевший сквозь открытую дверцу в мою сторону, заставил меня броситься на
жесткий наст обочины. Была еще пара выстрелов, видимо, Митяй и Сеня обладали
приблизительно равными возможностями и физической силой.
Мимо проносились машины, они не шли сплошным потоком, но
возникали в поле моего зрения довольно часто. Сейчас ты поднимешься, сейчас ты
должна подняться…
Рядом со мной завизжали тормоза, видимо, какой-то
сентиментальный водитель заметил меня – черную на белом. Это придало мне сил, и
я подняла голову, а потом и села.
В “девятке”, еще несколько секунд назад сотрясаемой борьбой,
было тихо.
Митяй или Сеня?.. Кто из двоих?
Но теперь мне было все равно, теперь меня не остановил бы
даже выстрел. Я рванулась было к машине, но “девятка”, замигав габаритными
огнями и завизжав протекторами, резко взяла с места.
Через минуту она уже скрылась в надвигающихся сумерках. Я
упала на колени. Господи, я вся в крови, Митяй, Митяй…
Ко мне уже подбегал водитель остановившейся машины, пожилой
мужчина в коротком облезлом тулупчике. Он нагнулся надо мной и внимательно
заглянул мне в лицо. Только сейчас я заметила в его руке монтировку, отчаянный
старик, ничего не скажешь.
– Что с вами, женщина? – с хриплым состраданием спросил
он. – Вы в порядке?
Я молчала. Если бы это был Митяй, он не уехал бы, он сдал бы
назад, он не испугался бы остановившейся машины в зеркале заднего вида, он
подобрал бы меня, расхристанную, перепачканную в крови ублюдка Бадри, чуть было
не предавшую его… Он подобрал бы меня, и вместе мы решили бы, что делать. Я
уткнулась в колени и сухо зарыдала.
– Да вы вся в крови! – Старик попытался поднять меня,
но я не поддавалась, цепляясь коленями за окаменевший грязный снег. –
Вставайте! Вставайте же!..
– Да…
– Вставайте, я отвезу вас до ближайшего поста, вам
нельзя здесь оставаться…
– Да…
– Вы не запомнили номер машины? Темнеет, а я не
сообразил… Вы не запомнили?
А ведь я даже не знаю номера митяевской машины. Я вообще
ничего не знаю о нем. Господи ты Боже мой… Мне не хотелось думать о том, что
произошло в машине, может быть, Митяй жив, Сеня просто вырубил его и рванул
подальше от греха и случайных свидетелей… Он наверняка жив, невозможно убить
человека вот так, тем более если находишься с ним в приятельских отношениях.
Если работаешь в одной команде. Но ведь Митяй ни секунды не раздумывал, прежде
чем опустить гаечный ключ на переносицу Бадри, и эта записка, он хотел, чтобы я
сосредоточилась, чтобы была готовой, чтобы не потеряла головы… Зачем только я
выскочила из этой проклятой машины?.. Ведь в те несколько секунд, которые у
меня были, я могла помочь ему.
– Вставайте же… Вы простудитесь. – Он все еще не уходил,
этот старик.
– Да, конечно.
– Они… Они хотели изнасиловать вас? – осторожно спросил
он.
Я молчала. Боль в руках заставила меня очнуться. Я здорово
содрала ногти, пока открывала проклятую дверь.
– Все в порядке, – одними губами сказала я. Господи, чего
мне только стоила эта фраза!..
– Тогда идемте. У меня есть кофе в термосе… Старик
помог мне подняться и, поддерживая меня, довел до своей машины.
Старенький ушастый “Запорожец”, вот какого нежелательного
свидетеля испугался Сеня! Напряжение было столь велико, что я начала
истерически хохотать. Я смеялась до тех пор, пока интеллигентный старик так же
интеллигентно не смазал меня по щеке.
– У вас шок, женщина, – терпеливо объяснил он мне, –
нужно ехать.
– Отвезите меня в Москву, – жалобно попросила я.
– Конечно, конечно… Только заедемте на ближайший пост,
нужно сообщить, чтобы машину перехватили… По-моему, это была “девятка”? Или
“восьмерка”? Я не очень хорошо вижу, у меня зрение минус три.
– Я не знаю.
Я впервые посмотрела на спасшего меня старика. Добродушное
лицо, очки в дешевенькой пластмассовой оправе, венчик седых волос, воинственно
вздыбившийся над лысиной. Весь его сусальный вид плохо вязался с монтировкой в
худых пальцах.
– Спасибо вам, – запоздало сказала я, с тоской глядя в
сторону давно скрывшейся из вида митяевской “девятки”.
