Я протянула руку и осторожно сжала ладонь Митяя.
– Что ты… Все в порядке.
Митяй и его старшая сестра разменяли огромную
четырехкомнатную квартиру родителей на Тверской-Ямской, и Митяю досталась
Якиманка. И спортивные кубки матери, в которые я стряхивала пепел. Прости меня,
Митяй…
– Пора уходить, – наконец сказала я.
– Да, наверное. Спасибо за вечер.
– Ну что ты…
Когда официант принес счет, все очарование вечера сошло на
нет, а “Цинандали” мгновенно выветрилось из головы: в запредельном кабаке и
цены были запредельными. Но я была готова к этому. Митяй выдержал ценовой удар
спокойно, он вообще привык держать стойку.
– Я заплачу, – сказал он.
– Нет. Сюда мы приехали по моему приглашению. Так что
плачу я.
Митяй с сомнением посмотрел на меня: околачиваясь на студии,
в группе Кравчука, он не мог не знать, сколько я зарабатываю. Для того чтобы
вот так посидеть с мальчиком в симпатичном кабаке пару-тройку часов, я должна
была бы горбатиться три месяца.
– Интересно, чем? – наконец не выдержал он.
– Момент.
Пора было вспомнить вылазки в навороченные бутики и
плебейские универмаги. Украденный у Братны “Паркер” вселял в меня уверенность.
Внимательно осмотрев внутренности ресторана, я наконец нашла то, что искала, –
разудалая компашка нуворишей, потные рожи, запотевшие бутылки с водкой,
поросенок, фаршированный икрой.
– Я сейчас приду.
– Ты куда? – почуял неладное Митяй.
– Сиди смирно. Экспроприация экспроприаторов.
– Ты что задумала?.. – Но он уже не успел меня
удержать.
Я подошла к столу с компашкой, выбрала жертву и невинно
попросила у нее закурить. Жертва посмотрела на меня мутным глазом, но прикурить
дала. Через пять минут я уже сидела за своим столиком и на глазах у изумленного
Митяя потрошила бумажник: триста долларов и распухшее отделение с рублями. От
неожиданности Митяй потерял дар речи.
– Ты.., ты что это сделала?
– Пошерстила буржуа. А что? – Я была абсолютно
спокойна. – Не обеднеет.
– Ты воровка?
– Ага. Воровка на доверии.
– На каком, к черту, доверии? Самая банальная
карманница!
– Хочешь позвать милицию? Или эту, как ее, – я щелкнула
пальцами, – секьюрити?
– Ну, ты и!.. – однако возмущение Митяя куда-то
испарилось. – Ты просто меня поражаешь! И часто ты проделываешь такие штучки?
– Не часто. Сегодня – специально для тебя.
Показательные выступления. Главное, чтобы тебя не стошнило от твоей же
собственной нравственности. Ну что, двинули?
– Да, не стоит здесь задерживаться.
– Очень милое портмоне, – я поднесла кошелек к глазам,
– тебе такие не нравятся?
– Спрячь, – сквозь зубы процедил Митяй, – что ты как
цыганка на вещевом рынке?
– И кожа отличная, – не унималась я, – произведет
большое впечатление на твою невесту. Ничего, что упоминаю всуе ее имя?
– Расплачиваемся и уходим. – Он не злился, наоборот, я
еще никогда не видела его таким веселым.
…Возвращаясь к машине, мы хохотали до упаду. Я беспечно
выбросила бумажник с остатками денег в первую попавшуюся урну, чем удивила
Митяя еще больше.
– Ты чего это?
– Краденые деньги всегда жгут мне руки, мальчик. Я беру
ровно столько, сколько мне необходимо. Как и всякое разумное животное.
Он надолго замолк и посмотрел на меня так, как будто видел
впервые. Я взъерошила его волосы и поцеловала в щеку.
– Поехали отсюда. Спать хочу.
В машине Митяй долго и сосредоточенно молчал, прежде чем
начать со мной разговор. Трогательное единение осталось на дне бокалов с
недопитым “Цинандали”, беспричинное веселье тоже прошло, все становилось на
свои места.
– Лихо это у тебя получилось. – Прелюдия не предвещала
ничего хорошего.
– Лихо получается, когда затаскиваешь в постель
красивую женщину, предназначенную вовсе не для тебя. Так сказал мне однажды
один человек. – Я откинулась на спинку и закрыла глаза.
Когда-то эту фразу произнес майор ФСБ Олег Мари-лов,
погибший на стылом декабрьском шоссе. Я бы могла погибнуть тогда вместе с ним,
но осталась жива.
Вот и теперь я жива, а рядом со мной сидит совсем другой
мужчина…
– А что с ним потом случилось? С этим человеком?
– Он погиб. – Почему простые слова звучат так
мелодраматично: “он погиб”, “он спас мне жизнь”, “он любил меня” – почему
сейчас все это вызывает неловкость, как будто меня уличили в чем-то, как будто
бы я воспользовалась чужой смертью для того, чтобы возвыситься самой: вот она
сидит, седая и не очень хорошо одетая, но в ее жизни что-то было.
Черт возьми, в моей жизни действительно что-то было, но это
не сюжет для необязательного разговора с Митяем.
– Прости, – запоздало сказал он, – ты любила этого
человека? Ты очень его любила?
Я так и знала! Я нравлюсь ему, я действительно нравлюсь ему,
но как примириться с моим свитером, с моим неухоженным лицом, со всем тем, что
вызывает раздражение? У меня должно быть что-то, что оправдывает и меня самое,
и интерес Митяя ко мне: роковое стечение обстоятельств, роковая страсть или
полтора года за кражу в колонии общего режима, например.
– Нет, я не любила его. Просто это был знакомый
человек. И все.
Мне не хотелось больше разговаривать, оказывается, я хорошо
помню Олега Васильевича, я не забыла его лицо, как не забыла всех остальных
лиц. Их уже нет. Они все давно мертвы.
– Понятно. А ты вообще когда-нибудь кого-нибудь любила?
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Ну, ты же спрашиваешь у меня о Валентине.
– Я только спросила, спишь ли ты с девушками, вот и
все. А на остальное мне плевать. Впрочем, мне и на это наплевать.
– Ты очень странный человек. Если честно, я с подобными
женщинами сталкиваюсь впервые.
– С проститутками-неудачницами? Митяй бросил руль:
– Ну что ты за человек?! Все же было хорошо…
– Что – хорошо?
– Провели симпатичный вечер… Я думал… Господи, что я
делаю в этой машине, с этим человеком, что я вообще делаю, что я собираюсь
делать? Еще несколько месяцев назад, когда была надежда, что люди Лапицкого
найдут меня сразу, я ни о чем не беспокоилась. Но теперь… Теперь тоже не стоит
беспокоиться, вдруг сказала я себе; обычный для глубокой ночи приступ отчаяния
прошел (хоть с этим я научилась справляться). В конце концов, сейчас ты сидишь
в “девятке” в качестве подружки “шестерки”. А босс “шестерки” почтительно
целует тебе руку, он, должно быть, удачливый респектабельный гангстер. И в
крайнем случае его можно шантажировать…
