– Это только присказка, – вклинился Костя, – вся
сказочка будет впереди. Давайте горло прополощем, чтобы Борьке сподручнее
рассказывать было. Видишь, как сукин сын работает, за две недели историю нарыл!
Предложи сюжет своему гению, если, конечно, он из этой истории выберется…
Мы снова выпили водки, и Борис продолжил:
– Словом, все это тлело до сегодняшнего дня.
Александрова, всеми позабытая, жила в своей маленькой квартирке в Москве.
Бергман, всеми позабытая, жила в богадельне под Москвой. И ни разу они не
встречались. А тут объявился ваш гений Братны с конкурсом на должность старой
актрисы. И все началось! Для полноты картины введем еще два персонажа: гримершу
группы Ирэн и ее нынешнего мужа, студийного обувного мастера Яшу Кляузера. Яша
был племянником старухи Бергман.
– Да, я знаю, – машинально сказала я.
– Тем лучше. Так вот, едут они в богадельню к
единственной родственнице, и эта корова Ирэн на нашу с вами голову забывает там
сумку со сценарием. Старуха, не отличающаяся особой моральной чистоплотностью…
– Как и все здесь присутствующие, – хохотнул Лапицкий –
..не отличающаяся особой моральной чистоплотностью, в эту сумку лезет и читает
сценарий. Сценарий повергает ее в умиление, и она требует от Ирэн, чтобы та
свела ее с режиссером. Ирэн говорит ей, что актриса уже утверждена, и можно
только представить себе, что испытала Бергман, когда узнала, что в главной роли
будет играть ее старая ненавистница Александрова.
– Пришлось вызвать “Скорую”, иначе старуха могла просто
умереть, – сказала я, – Ирэн мне об этом рассказала.
– Нам тоже, – добавил Костя. – Даже упрашивать долго не
пришлось. Пара наводящих вопросов, три таблетки валидола, ну и пригрозили
соответственно. Ведь Ирэн о чем-то догадывалась с самого начала…
– В общем, старуха не умерла, – Борис повысил голос, и
мы замолчали, – а все-таки добилась от Ирэн, чтобы та устроила ей встречу с
Братны. Братны Бергман понравилась, но не настолько, чтобы менять актрису. Так
он ей и сказал. Можете представить ее душевное состояние – и здесь спустя
столько лет эта сука Александрова ее обошла. Смириться с этим было невозможно.
От все той же сердобольной Ирэн она получает пропуск на студию и шастает там
почем зря, подглядывает, подслушивает, исходит желчью. Никого не может
заинтересовать чинная старушка, мало ли какие типы шляются по студии. Это же
проходной двор… Думаю, что именно в это время Бергман пришла в голову безумная
мысль убрать ненавистную конкурентку таким варварским способом. Но мужниного
“ТТ” под рукой уже нет, и она решает прибегнуть к инструментам родственника.
Кстати, сам Кляузер подтвердил, что примерно в это время у него пропало кое-что
из инструментов. Словом, в искомое время она оказывается в нужном месте и
закалывает Александрову самым беспощадным образом, что, в общем-то, понравилась
режиссеру. Таким образом, она убивает двух зайцев: получает роль и навсегда
избавляется от женщины, которая сломала ей жизнь. А никому и в голову не придет
подозревать старушку – божий одуванчик. Ну, кое-кто заподозрил сразу – я имею в
виду Ирэн и ее мужа. Они-то как раз были в курсе бсргмановской ненависти. Но,
естественно, сор из избы выносить не решились.
– Уж не они ли убрали добрую тетушку, чтобы та еще
больших глупостей не натворила? – спросила я.
– Да нет. Тут все сложнее. Тут добавляется еще
несколько персонажей: директор съемочной группы Кравчук, гениальный режиссер
Братны и ассистент по актерам Ева. Именно Ева находит тело убитой в гримерке.
Но шума не поднимает – по каким-то своим причинам, – Борис многозначительно
посмотрел на меня, – а просто тихонько сообщает об этом режиссеру. Режиссер
тоже не поднимает шума, и тоже по каким-то своим, вполне уважительным причинам,
думаю, ты нам об этом еще расскажешь… Так вот, милицию он не вызывает, а
вызывает своего директора, отставного чекиста, который непонятно каким образом
прибился к кино… Ну, об их теплой беседе в гримерке мы со временем узнаем из
первых уст, правда, Ева? Но думаю, общий безумный пафос Братны сводился к тому,
что нельзя вешать убийство на группу, потому что это подорвет съемочный процесс
и вызовет нездоровый ажиотаж, начнутся перекрестные допросы, таскание людей по
присутственным местам и прочие прелести рутинной работы следователя… Словом,
предавать убийство огласке нежелательно. Безумная идея, правда? Но затем
происходит еще более безумная вещь: все присутствующие соглашаются с этой
идеей. Ассистент режиссера – единственное слабое звено, ее никто по-настоящему
не знает… Но думаю, она была достаточно убедительна. Так убедительна, что даже
старая лиса Андрей Юрьевич Кравчук ей поверил…
Да уж, поверил, я вспомнила “девятку” на обочине у
Кольцевой, забрызганный кровью Бадри салон, отчаянный крик Митяя: “Беги!” и
пистолетные выстрелы…
– Думаю, что после принятия такого экстравагантного
решения слабую женщину отправили домой, приставив какого-нибудь паренька на
всякий пожарный… Как говорится, доверяй, но проверяй…
Я с уважением посмотрела на Бориса Клепикова, “светлая
башка”, ничего не скажешь. Вот только “паренька” больше не будет, не хватало
только расплакаться…
– Так, Ева?
– Да. Приблизительно. – Я с трудом справилась с
непослушными губами.
– Я же говорил, гений сыска! – Лапицкий хлопнул Бориса
по плечу.
– Ну а дальше мы кое-что узнали от нашего общего
знакомого, молодого и очень перспективного артиста Владимира Чернышева.
Талантливый малец, ничего не скажешь.
– Точно, мальчишка первый раскололся, – добавил Костя,
– даже делать ничего не пришлось. При виде третьего трупа он впал в такую
истерику, что пришлось его водкой отпаивать. Словом, в его изложении это
выглядело так. Той же ночью, когда убили Александрову и вы пришли к
джентльменскому соглашению в гримерке, Братны выделил Володеньку, который все
время сшивался в опасной близости от режиссера: обычной синдром начинающих
актеров, ну а с такой личностью, как Братны, и сам Бог велел. Группу Братны
отпустил сразу же, а вот Володенька остался, потому что всегда оставался.
Тут-то Братны и поставил его первым пунктом плана: предложил оказать маленькую
услугу группе, но никому об этом не распространяться. Словом, он предложил
Чернышеву сыграть роль старухи Александровой, тем более что они были одного
роста и примерно одной комплекции. Чернышев клялся, что никакого трупа он не
видел и даже понятия о нем не имел. Здесь я склонен ему верить. Но, в любом
случае, Братны его уговорил, это же чистая бестия. И потом, Чернышев почитал за
счастье быть хоть чем-то полезным Братны. Тем более дело касалось актерского мастерства.
Чернышеву вручают старухину верхнюю одежду, включая капор и муфточку, отдают
сумку, натягивают на лицо платок – и Чернышев в сопровождении Кравчука и его
телохранителя – это уже установлено – движется в сторону проходной, полностью
имитируя походку старухи и все ее обычные телодвижения. У проходной происходит
фигура узнавания, Чернышев даже прощается с вахтершей, потому что имеет явные
склонности к звукоимитации. Действительно, талантливый парень. Его отвозят на
квартиру старухи, там машину и псевдо-Александрову, слава Богу, видит
дворничиха. Он открывает дверь ключами из сумочки и остается там до одиннадцати
утра – по договоренности с Братны. Затем выходит с продуктовой сумкой на улицу,
стараясь, чтобы общий абрис фигуры видело как можно больше народу, сворачивает
за угол, проходит несколько кварталов, а там его уже ждет машина Кравчука. Дело
сделано. Теперь можно как по нотам разыграть исчезновение, что и делается.
Чернышев, конечно, мучается, но молчит, потому что дал слово Братны, в которого
просто влюблен. И потом, он понимает, что от Братны зависит вся его будущая
карьера кинозвезды. Потому что попасть в двадцать два года на Каннский
фестиваль, который ему корячится так же безусловно, как и вышка серийному
убийце, – это неоспоримый аргумент. Это будет держать рот на замке прочнее
любых денег и любых угроз. Конечно, он понимал, что дело тут нечисто, особенно
когда на следующий день узнал об исчезновении Александровой в той самой версии,
которую задумал Братны. Но закрыл на это глаза и на первом этапе кое-как
договорился со своей еще не совсем уснувшей совестью.
