Впрочем, автомат вовсе не обязателен. Хороший снайпер с
магазинной винтовкой-бесшумкой успеет натворить дел не менее жутких, а вот его,
вполне может оказаться, никто и не успеет вычислить, не говоря уж о том, чтобы
снять.
Ничего, — подбодрил он себя, закуривая сигарету. —
Постараемся уцелеть. Прорвемся. Место, время, точка засады — все известно. Лишь
бы не оказалось где-то рядом второго, для подстраховки. Нет, маловероятно. Круг
особо доверенных Пашкиных лиц сужен до предела.
Прорвемся!"
Он извлек из сейфа свое якобы заявление насчет сексуального
маньяка Елагина, изорвал бумагу в клочки, спалил в раковине в комнате отдыха.
Побрызгал спреем, чтобы «культурно воняло». Потом разломал кассету, порвал
пленку, завернул все это в газеты, запихал в урну — дисциплинированная уборщица
в понедельник выкинет без лишнего любопытства. Что бы ни случилось, чем бы ни
кончился завтрашний поединок, от Пашкиной версии не останется ни рожек, ни
ножек…
Управившись с этим, вызвал Земцова. Не предлагая тому сесть
и не садясь сам — дабы подчеркнуть тем срочность и важность дела, —
распорядился:
— Оставайтесь в здании после окончания рабочего дня.
Когда все разойдутся, вскроете кабинеты
Косарева и Ирины Сергеевны. Лично, никого из своих не
привлекая и не ставя в известность. Проведете выемку всех документов, которые я
подписал после возвращения из больницы. Все изъятое сложите в мой сейф.
Вопросов не задавать. Сохранять полную секретность. Объяснение получите потом,
а пока могу вас заверить в одном: я в своем уме. Или есть сомнения?
— Да нет, — сказал Земцов.
— Вот и действуйте, — кивнул Петр.
Глава 6
Охота на бравого охотничка
Он проснулся в назначенное самим для себя время — в половине
шестого. У него это благодаря многолетней практике выходило так же просто, как
другому
— погасить свет, уходя из дома. Полежал самую малость,
прочно привязывая себя к реальности, стряхивая всякие остатки сна. Катя ровно
дышала рядом, уткнувшись лицом в подушку. Не стоило баюкать эмоции и чувства,
час пробил. Вплотную подошло время атаки, когда ничего уже нельзя изменить или
переиграть, остается лишь действовать…
Осторожненько встал, оделся, ухитрившись так и не разбудить
Катю. На цыпочках прошел в кабинет, сел за стол и выпил холодный кофе,
запасенный с вечера. Почувствовал себя бодрым, сильным, готовым к драке.
Знакомое чувство играло пузырьками в крови — сложная смесь предвкушения,
ожидания, страха и надежды, понятная только тем, кто ходил в атаки…
Критически обозрев Пашкину коллекцию холодного оружия,
развешанную на серо-желтом ковре, снял с гвоздика единственный предмет, на
что-то годившийся, — советский морской кортик. Сунул его во внутренний
карман куртки и тихонечко вышел, прихватив кофейник из огнеупорного стекла, где
оставалось еще со стакан.
Реджи в своем закутке открыл глаза, но промолчал — привык,
крыса белая, не бросался на шею, но и не ворчал… Петр тихо открыл дверь в
комнату Нади
— и обнаружил ее за столом, полностью одетую. Как
девчонка ни храбрилась, стараясь придать себе небрежно-лихой вид подруги
Тарзана, видно было, что ее легонько познабливает.
Петр сунул ей в руку кофейник, проиллюстрировав это скупыми
жестами. Она залпом выпила и, повинуясь его жесту, на цыпочках пошла следом по
коридору. Это было, как во сне — тишина, покой, благолепие… Охранную
сигнализацию он отключил в две секунды — научился с ней управляться, как-никак
он был для всего остального мира хозяином этих хором, господином Савельевым,
негоциантом.
Они выскользнули на лестницу, тихонько стали спускаться.
— Поджилки дрожат? — спросил Петр.
— Неа…
— Врешь, — сказал он. — Дрожат. Это
нормально. В первый раз всегда дрожат… Главное, не суетись. Если начнется
что-то непредвиденное, не суетись, не мечись, не путайся под ногами. Забейся в
уголок и не мешай работать…
— Слушай, ты что, какой-то спецназ?
— Да нет, с чего ты взяла? — удивился он
искренне. — В нашем мире и без спецназа хватает придурков, которым никак
не удается жить нормально. Я просто-напросто такой придурок, вот и все…
…Он на миг провалился в другое измерение — где пьяная
чухонская сволочь прорывалась к телестудии, грудью напирая на дула автоматов,
где посреди клубов жаркой пыли над толпой взлетали отрезанные головы, где
чадно, страшно пылали грузовики, и врассыпную драпали царандоевцы, и взвод
десантуры приготовился подыхать, хотя никому, понятное дело, не хотелось… И что
же, все было напрасно? Через все это пройти, чтобы погибнуть от блудливой
рученьки родного брата, клопа жирного? Нет, шалишь…
— Ну, давай, — сказал Петр, легонько подтолкнув ее
к выходу. — Все помнишь?
Девчонка кивнула, отчаянно храбрясь. Вышла из подъезда.
Петр, встав на цыпочки, осторожно распахнул окно на улицу, подпрыгнул,
перевалился на подоконник, спрыгнул наружу. Вокруг — никого. Небо синее-синее,
улица пуста, мир как-то особенно чист ранним утром… Нормальной энергичной
походкой он направился во двор собственного дома, свернул под арку и,
пригибаясь, на корточках побежал вдоль стены, под высоко расположенными окнами
первого этажа. Где-то над его головой как раз и были окна елагинской квартиры.
Не стоит питать иллюзий, будто удастся застать Митеньку врасплох, вытащить в
трусах из постели сонного — не та школа, наверняка бывший старлей тоже уже
проснулся раньшенько по внутреннему будильнику, умылся белешенько, проверил
все, прикинул все еще раз…
Вполне возможно, сидит теперь у окна, покуривает,
поглядывает время от времени. А может, они оба сидят у окна. Возможно, Пашка
там и заночевал перед делом. Это усложняет задачу, но не особенно…
Увидев его, Надя двинулась наискосок через двор, они
встретились у подъезда, поднялись на третий этаж. Метнувшись так, чтобы не
оказаться в поле обозрения дверного глазка, Петр прижался спиной к стене у
самой двери. Надя, судорожно сглотнув воздух, позвонила — длинно,
требовательно.
Петр зачем-то считал про себя — размеренно, чтобы каждая
произнесенная в уме цифра соответствовала секунде.
На двенадцатой секунде замок щелкнул. Совсем рядом раздался
недоуменный, но абсолютно спокойный голос Елагина:
— О! Вот так явление! Какими судьбами, лапка?
— А кто-то ведь приглашал…
— Конкретно мыслишь, лапка. Слушай, что так спозаранку…
Крутнувшись, Петр рассчитанным прыжком ворвался в прихожую,
ударил рукоятью зажатого в кулаке кортика прямехонько по мужской гордости,
врезал согнувшемуся в три погибели Елагину кулаком по шее, вбил в комнату, как
гвоздь в доску, ударом ноги. За руку втащил Надю, захлопнул дверь. Не теряя
времени, кинулся проверять все двери, какие только оказались в пределах
видимости. Вторая комната, ванная, кухня, сортир — везде пусто…
