Он посчитал нужным сделать крайне недовольную физиономию —
какую, есть сильные подозрения, и состроил бы Пашка:
— А есть лив этом необходимость?
— Па-авел Иванович… — подняла она брови в наигранном
удивлении. — Как-то очень уж легко вы к такому относитесь. Когда человеку
кто-то неизвестный внезапно подрезает тормозные шланги, это всегда именуется
скучным канцелярским термином «покушение». Неужели нет?
На миг он был сбит с толку. Черт, как Пашка вел бы себя в
такой ситуации? Вдруг как раз озаботился бы до чрезвычайности, занервничал?
Этот аспект они не отрабатывали. Кто ж мог знать, что милиция окажется столь
дотошной и заявится эта вот рыжая?
— Ну, похоже… — протянул он, отчаянно пытаясь подыскать
линию поведения.
— Не «похоже», а именно покушение, — решительно
сказала рыжая. — Согласитесь, нужно принять меры. Для вашей же пользы.
— Ладно, — кивнул он. — Но вы же начнете
дергать зря людей, вынюхивать…
— Ох, Павел Иванович… — сказала клятая Дарья. —
Может, кто-то и решит, что вы после аварии изменились, но лично я никаких
изменений не вижу, вы со мной держитесь в точности как в те разы…
«Слава те, господи!» — ликующе воскликнул он про себя. Уж
если эта въедливая баба ничего не заподозрила…
— Не беспокойтесь, — заверила она. — Все
будет проделано с максимальной деликатностью. Есть методы… Вот моя визитка, созвонимся?
Он мрачно кивнул.
— Желаю побыстрее выздороветь, — сказала Дарья и
гибко выпрямилась. — Всего наилучшего!
Доктор провел ее к двери, каковую галантно и распахнул.
Оставшись в одиночестве, Петр изучил визитку. Оказывается, рыжая гостья
пребывала ни много ни мало в майорском звании и оказалась не рядовым
инспектором, а заместителем начальника уголовного розыска города. Дернул же их
черт, принесло же ее… Теперь примутся со всем рвением расследовать мнимое
покушение. Ладно, это, по большому счету, Пашкины заботы…
Думать о милицейских проблемах не хотелось. Он вновь с той
же саднящей неуверенностью вспомнил о Кире. Телефонный разговор за Пашкин счет
затянулся на полчаса — и все равно Петр знал, что отношения остались на прежней
позиции. Может быть да, может быть нет. Кира — и то хорошо — без обычного
утонченного сарказма выслушала скроенную на живую нитку историю про то, как он
вынужден исчезнуть на пару месяцев, чтобы гарантированно заработать нехилую
деньгу на будущее семейное обустройство. А вот потом начались обычные
головоломки-хитросплетения. Она до сих пор не уверена, что стоит пробовать
закладывать этот самый фундамент законного брака, она постарается в десятый раз
все обдумать… Поскольку она пуганая ворона… Поскольку он, обжегшийся на молоке…
И так далее. Пластинка знакомая.
Ну, главное, не поссорились. Это уже кое-что. И придется
теперь на все время «операции Ы» забыть о звонках и письмах — Пашка этого
требовал жесточайшим образом. Конспиратор… А впрочем, он прав. Так лучше…
— Павел Иванович…
— Да? — вскинулся он.
Бесшумно вошедший доктор сладко улыбался:
— Пришла ваша супруга с падчерицей. Я с ней говорил
долго, похоже, удалось убедительно объяснить ваше нынешнее состояние и все
возможные сложности, из него проистекающие. Ничего, не беспокойтесь. Супруга
ваша все воспринимает правильно, обещала ничему не удивляться и отнестись с
максимальным тактом… Э, голубчик, соберитесь…
— Все нормально, — сказал Петр, бухаясь в
кресло. — Зовите.
Вот это и было настоящее испытание, в подметки не годившееся
прежним. Женщины — существа чуткие и проницательные. Интересно, Кира догадалась
бы, окажись Пашка на его месте с подобной же легендой?
Они вошли, мама и дочка, очень похожие, русоволосые и
сероглазые. Даже светлые брючные костюмы. есть стойкое подозрение, то ли шились
в одной мастерской, то ли происходят из одной коллекции. Прежде всего в глаза
ему бросилось ожерелье на Катиной шее — положительно, Пашка не жмотничал,
бриллианты впечатляли…
А потом он посмотрел ей в лицо, в глаза.
И понял, что гибнет. То ли солнечный удар, то ли молния.
Потому что это была женщина его мечты.
Женщина твоей мечты — создание мистическое,
сюрреалистическое и никакому логическому разумению не поддающееся. Ты никогда
не можешь в точности описать ее. пока не встретил, не познакомился. Не знаешь,
понятное дело, как она выглядит, какие у псе глаза, волосы, походка.
Просто-напросто ты однажды сталкиваешься с ней нос к носу — не суть важно,
средь шумного бала или в тревоге мирской суеты — и понимаешь, что это она и
есть…
Именно так с ним и произошло, когда он увидел Катю. Все
тревоги и нехорошие предчувствия вылетели из головы. Глупости эти сейчас не
имели значения. Это была женщина его мечты, и точка…
Он сидел в кресле, отчаянно пытаясь собраться с мыслями и
выдавить из себя хоть одно приличествующее случаю словечко, а русоволосая
сероглазая Катя стояла перед ним в явном замешательстве, неловко держа перед
собой огромный прозрачный пакет, битком набитый всякими яствами, — а в
глазах у нее, сильное подозрение, поблескивали слезинки. Даже не поймешь, чего
в ее взгляде больше — облегчения или усталого горя…
Так бы эта немая сцена и тянулась вплоть до полного тупика,
но обстановку неожиданно разрядила юная «падчерица» — она-то как раз, судя по
виду, тягостными мыслями не маялась, а попросту таращилась на Петра с
безжалостным любопытством молодого веселою зверька. Сразу видно было, что
создание это — ехидное, ужасно самостоятельное и балованное. Старательно
шаркнув ножкой, юная особа присела:
— Здравствуйте, папенька!
— Надя! — чуточку нервно прикрикнула Катя.
— Да пустяки, — сказал Петр, придя немного в
себя. — Пусть себе самоутверждается, я в ее возрасте тоже был не подарок…
— Он встал, стараясь не двигаться чересчур уж живо. осторожно вынул у Кати из
рук целлофановый рог изобилия. — Зря ты это, мне столько натащили всего…
Садитесь. Что тебе доктор наговорил? Катя, со мной в порядке… ну, почти.
Она сидела напротив с тем же трудноопределимым выражением на
прекрасном личике — то ли плакать собиралась, то ли со всем облегчением
вздохнуть. Наденька, на ленинский манер засунув большие пальцы в кармашки
светлого пиджака, прохаживалась по обширной палате и. судя по всему,
чувствовала себя абсолютно непринужденно, в отличие от скованно сидевших
взрослых индивидуумов. Пощелкала пальцем по экрану телевизора, потрепала обивку
кресла:
— Рада вас видеть в добром здравии, папенька.
Медсестрички тут у вас, надо сказать, впечатляющие. Из «мисок», поди, набирали?
— Надежда!
— Катя, да оставь ты ее, — сказал Петр, внезапно
ощутив прилив уверенности. — Пусть дите порезвится. И не смотри ты на меня
так трагически, я тебя умоляю. Все в порядке. Местами чуточку отшибло память,
но в основном
