Значит, придется драться. Ну, а дракой нас не запугаешь.
Видывали виды. Ничего нового, по сути, в этой истории и нет: снова очередной
гад хочет добраться до нашей шкуры, а мы постараемся сделать все, чтобы вышло
как раз наоборот.
Страха не было. Была смесь азарта и мрачной веселости —
явление, давно известное не одним лишь военным людям. Так уж человек устроен:
пугает неизвестность и затянувшееся ожидание, меж тем как угроза сама по себе
лишь вызывает прилив в кровь того самого яростного азарта.
Он, уперев локти в полированный стол, с силой провел
ладонями по лицу. словно сбрасывал некую маску, стянувшую кожу. Итак, деремся.
За себя, за тех, кто внезапно оказался полностью от твоего боевого искусства
зависящим. Деремся.
Выкрикнуть обвинения в лицо — значит показать себя идиотом и
умереть, как идиот. Уж что-нибудь да придумают… Следовательно, воевать надо
потаенно. Чтобы все происходило как бы само собой. Чтобы они сцепились.
Есть в закрытых учебниках такое понятие — управляемый
конфликт. Облеченная в наукообразную форму старая, как мир, истина — разделяя,
властвуй. Сыграть на противоречиях, ударить в слабые места.
А где у нас слабое место? Да в самих людях, конечно. Они
нервничают, они напряжены, они, очень может быть, втихомолку подозревают друг
дружку в черных замыслах — и, безусловно, не ошибаются. Круг посвященных в
тайну подмены страшно узок, но внутри него непременно существует еще более
узкий круг знающих. Одни знают только о подмене, другие рассчитали, кто из
знающих должен остаться в живых, а кого следует списать в издержки
производства, как Елагина. Стравить их вполне возможно. Мотивы опять-таки
известны с седой древности и весьма немногочисленны: власть, тщеславие, страх,
деньги.
Деньги! Благо деньги наличествуют, и немалые…
Но прежде чем продумать этот вариант до мелочей, он решил
окончательно разобраться с кассетой. Вернул ее к самому началу, остановил кадр.
Да, никакой ошибки. Квартира, где вся эта гнусь происходила,
располагалась в том же доме, четырехугольником замкнувшем дворик. В кадр попал
синий «Хаммер» с запомнившимся номером, тот самый, что каждый день стоял в их
дворе. И трансформаторная будка та же самая, приметная. И детский городок с
резным деревянным ежиком высотой примерно в метр. Только этаж не пятый, а,
примерно прикидывая, третий-четвертый. Если провести воображаемую линию,
разделившую бы дом-квадрат на два треугольника, то его квартира и хаза—
«киностудия» расположены на катетах одного из них… Из окон одной квартиры
просматривается вторая, и наоборот.
Учтем…
Часть третья. Один минус один получится один
Глава 1
Нашего полку прибыло, господа…
Правильно говорят, что утро вечера мудренее. Проснулся он,
уже не испытывая ни тягостной тревоги, ни прежнего саднящего беспокойства.
Опасность, и нешуточная, осталась, но отношение к ней стало ровное. Вполне даже
профессиональное. О ней не следовало забывать, ей следовало противостоять
достойно — и только. Никакой, с позволения сказать, лирики…
После завтрака, проводив Катю на необязательную службу, он
скорчил рожу начавшему кое-как его признавать бультерьеру и направился в
кабинет. Мимоходом подумал, что обнаружил, наконец, ответ на один из вопросов:
почему Пашка настаивал, чтобы Катя работала. Ответ незатейлив и подловат: да
чтобы ее не было дома, чтобы ненароком не помешала забавам…
Услышав непонятные звуки в каминной, заглянул туда. Неведомо
почему «театр» выглядел заброшенным и покинутым, хотя внешне ничего вроде бы не
изменилось — и шест поблескивал столь же ярко, и гроздья светильников остались
на своих местах…
Из той самой двери в углу спиной вперед появилась Марианна,
тащившая за собой огромный картонный ящик. Выпрямилась, заметив его,
выжидательно улыбнулась.
— Прибираемся? — спросил он вежливо.
— Вы же сами распорядились…
— Насчет чего?
Она поправила указательным пальцем упавшую из-под кружевной
наколки прядь волос, пожала плечами с видом легкого недоумения:
— Как это? Звонил Косарев, передал, что вы
категорически приказали ликвидировать театр. Так и сказал. Он, мол, сам не
имеет понятия, что это означает, но именно это вы приказать изволили… Я
понимаю, что ему, старому сморчку, сие знать и не полагалось, но все же к чему
такая спешка? Петр не растерялся:
— Почему — спешка? Просто ликвидируется театрик, вот и
все. Цирк сгорел, и клоуны разбежались… Ты против?
— Откровенно, Павел Иваныч? — Она подошла вплотную
и уставилась с блудливой подначкой. — Конечно, против. Привыкла как-то,
мне его будет не хватать… Вы не поторопились? — Нет, — сказал он
сухо, демонстративно отстраняясь. — Театрик погорел, Марьяшка, и это —
суровая реальность…
— А я?
— А ты служи на прежней должности.
— И только? — спросила она разочарованно.
Он развел руками.
— Ох, Павел Иваныч, и надо ж было вам так неудачно
головой приложиться…
— фамильярно сообщила она. — Положительно, я вас
не узнаю…
— Ведь это же просто другой человек — а я тот же самый…
— пропел он с надлежащей хрипотцой. — Что делать, что делать… Тебе как
Косарев велел распорядиться реквизитом?
— Сказал, что пришлет машину. — Она заглянула в
ящик, где навалом лежали разноцветные тряпки. — Значит, на свалку?
— Вот именно, — сказал Петр, направляясь к двери.
И это прекрасным образом ложится в первоначальную версию,
лишний раз доказывая ее правильность. Рубка хвостов продолжается. Нужно в темпе
ликвидировать все следы домашних сексуальных забав, так или иначе связанных с
хозяином. Любые материальные следочки не вполне нормальных эротических
развлечений должны быть связаны исключительно с личностью Митеньки Елагина,
рехнувшегося снайпера. Значит, совсем скоро… Как? И где? Интересно все же, что
за обманку подсунули Елагину? Обманку, успокоившую его, надо полагать,
полностью? Ведь никак не может Пашка оставить его в живых после всего, Елагин
необходим исключительно в виде трупа, каковой не в силах опровергать обвинений,
а спиритизм нашим судом в качестве доказательства пока что не рассматривается.
Все они теперь реквизит — и он, и Катя, и Елагин…
В кабинете Петр первым делом проверил сейф — фотографии пока
что были на месте. Не стоит ломать голову над тем, кто их должен забрать и
когда, — все равно по скудости информации не допрешь…
Он снял с полки зеленый томик Гюго — тот самый, зачитанный,
с переплетом, покрытым продольными трещинками. Раскрыл наугад. Очень похоже,
Пашка частенько здесь посиживал, перечитывая в сотый раз. Интересно, когда его
осенило? Быть может, давненько…
Вряд ли давно умерший классик мог предвидеть, что созданный
им образ некий русский бизнесмен воспримет как руководство к действию…
