Странно, Макс, так свободно говоривший на палубе, полной
тюленей, по-французски, как будто бы забыл, что знает язык… Или он не хотел
быть первым, кто сообщит швейцарке о смерти мужа? Или она сама не хотела ничего
слышать? Они не понимали друг друга, не хотели понять… Наконец большому и спокойному
Антону удалось оторвать Анику от дверного косяка, и он медленно повел ее по
коридору в сторону кают-компании.
– Где он? – спросила я Макса.
– Там, в душе… Я уже снял его… Черт, черт, черт… – В
унисон ругательствам Макса я услышала чье-то тоненькое всхлипывание. В уголке
предбанника, на полу, сидел голый Вадик. Он закрыл голову руками и тихонько
подвывал. Антон сказал, что именно он обнаружил тело Андрея…
– Я знал об этом… Кто-то говорил мне… Кто-то говорил
мне, что у повешенных наступает сильная эрекция…
– Что? – Я даже не поняла, о чем говорит Макс.
– Я знал… Но видел такое впервые… У него весь низ
живота забрызган спермой… И бедра…
– О чем вы, Макс?
– Я видел… – Теперь и он показался мне полубезумным.
Единственный трезвый человек на борту…
Я вошла в душ. Нет, меньше всего мне хотелось видеть мертвое
тело Андрея, но нужно было забрать из предбанника оператора.
– Макс, помогите мне! Его нужно вывести из транса,
иначе у нас будет еще одно тело…
Макс все-таки взял себя в руки. Вдвоем мы подняли почти не упирающегося
Вадика, я с трудом натянула на него штаны, и, только когда попыталась
застегнуть пуговицы, он наконец-то очнулся. И забился в наших руках, как
пойманная в силки птица.
– Это не мои, не мои! – закричал он так страшно, что у
меня заложило уши.
– Что – не твои? – Я готова была его ударить, но
сдержалась.
– Это не мои штаны… Это его штаны… Его, висельничка…
Корешочка мандрагоры… Зачем ты натянула на меня его штаны? Ты разве не знаешь,
что нельзя надевать вещи умершего… Ты моей смерти хочешь, да? Так я и сам умру…
Не надо только приманивать ее раньше времени, не надо, я сам умру… Отпусти
меня… Вшивый боже, мать твою Деву Марию, да не хочу я этого, не хочу…
Конечно, я спутала, их вещи лежали рядом: дорогие брюки
Андрея и загаженные джинсы Вадика, но как же я могла спутать?.. Вадик змеей
выполз из брюк Андрея и отшвырнул их так далеко, как только это было возможно.
Наспех надев свои собственные, он выскочил из душа. Макс сел на скамью и
привалился к стене.
– Ну, – спросил он у меня, – кто следующий? На кого
ставите, Ева?
Я не отвечала. Я молча собирала одежду Андрея (дорогие
брюки, ремень из крокодиловой кожи, нежная рубашка нежного цвета, белая
шелковая майка). Я собирала его вещи и аккуратно складывала их на скамейку
рядом с Максом – только чтобы хоть чем-то занять себя. Сложить все вещи и уйти
из этого страшного места… А где на корабле есть нестрашные места?.. Макс сидел,
закрыв глаза.
– Может быть, это будет ваш друг, а? Я вздрогнула: кого
он имеет в виду?
– Оператор, которого вы умудрились втиснуть в штаны
мертвеца. Не очень хорошая примета, я об этом слышал.
– Не говорите чепухи, Макс. Хоть вы не говорите чепухи.
– А вы, я смотрю, обладаете железными нервами. Видеть
все это и не тронуться мозгами – это гражданский подвиг, знаете ли. Медаль за
это вам на грудь.
– Вы тоже. Макс.
– Да, мы друг друга стоим. – Он по-прежнему не открывал
глаз. – Если бы мы поженились, то наши дети непременно стали бы палачами. Ни
нервов, ни сомнений, вы как думаете?
– Думаю, что вы стали поддаваться общему психозу.
– Трудно не поддаться общему психозу, когда вокруг
творятся такие безобразия. А вы молодец, держитесь. Или вы знаете что-то такое,
чего не знаю я?..
"Не бойтесь ничего. Вам ничто не угрожает”. Я
постараюсь не бояться. Храбрость и ясный ум нужны мне для встречи с тобой…
– Сейчас придет доктор. – Я даже не знала, кому Макс
говорит это – мне или себе самому. – Сейчас придет доктор, и мы возьмем еще
одно тело, чтобы перенести его на холод. Интересно, для чего мы их сохраняем? И
что будет с последним, который останется в живых? Может быть, ему тогда сразу
перебраться в цех, вы как думаете, Ева?
– Думаю, что черный юмор все-таки лучше, чем отсутствие
всякого юмора…
– Когда-нибудь кто-нибудь найдет этот проклятый
корабль. Через много лет климат на земле поменяется, тюлени подохнут от жары, а
наш кораблик отправится дрейфовать… Отправится дрейфовать с шестнадцатью
трупами на борту…
– Пятнадцатью, – поправила я.
– Почему пятнадцатью? Нас же шестнадцать.
– Мы до сих пор не знаем, что произошло с Лаккаем. Или
вы знаете, Макс? – Тоже, нашла время ловить несчастного Харона со шрамом на
щеке, который уже умаялся гонять плавсредства через Стикс…
– Не больше, чем вы, Ева. Ладно, будем считать, что
пятнадцать и один в запасе, Все очень удивятся в каком-нибудь году… Лет этак
через семьдесят. На каком-нибудь другом “Эскалибуре”… Вы как думаете, Ева?
– Думаю, что это произойдет гораздо раньше. – Я бросила
носки Андрея на стопку одежды и аккуратно поставила его туфли. – Вы оденете
его, Макс?
– Кого?
– Андрея.
– А-а… Да, конечно.
И тогда я увидела смятую белую бумажку, валяющуюся в одной
из туфель шоколадного короля. Слишком плотную, чтобы быть случайной. Хорошо,
что Макс сидит с закрытыми глазами. Стараясь казаться естественной, я подняла
ее и сунула в карман.
– Я пойду, Макс.
– Конечно, идите…
Оставив Макса дожидаться Антона в предбаннике душа, я
бросилась по коридору к своей каюте.
Вадика не было.
Опять пошел надираться. Теперь его ничто не остановит.
С колотящимся сердцем я достала из кармана скомканную бумагу
и расправила ее. Это снова был конверт: смертельная почта работает на
“Эскалибуре” исправно. В правом верхнем углу стояла цифра, которую я уже видела
на своем конверте: “3”. А в конверте лежал такой же скомканный листок бумаги.
Андрей – если, конечно, этот конверт предназначался Андрею – удостоился даже
меньшего внимания, чем я. Никаких увещеваний, никаких предупреждений:
"Душ. Пять утра. Вы должны прийти”.
Да, эта записка принадлежала Андрею. Теперь я была в этом
уверена. И время было выбрано самое подходящее: пять утра, час быка, лучший в
сутках час для самоубийц. И почерк был таким же, что и в моей записке. Но
почему Андрей ушел из жизни способом, отличным от того, какой был выбран для
Мухи? Или ему было предоставлено право выбора? Право, от которого он не смог
отказаться…
Солнце сияло нестерпимо.
Самое яркое солнце за все время нашего пребывания на
“Эскалибуре”. Льды казались такими острыми, что вполне могли бы разрезать на
части железный корпус корабля: как ножницы режут бумагу. Могли, если бы
захотели. Ночная оттепель сменилась морозом: здесь был странный климат, в этой
воронке времени, куда нас засосало вместе с другим, английским “Эскалибуром”
Возможно, он скоро появится на горизонте, выбросит флаг “Я хочу установить
связь с вами” – полотнище, вертикально разделенное на две части, желтую и
серую. Он приблизится и под рев тюленей войдет в нас. И только тогда мы
исчезнем, поглотив друг друга. В нашей кают-компании будет председательствовать
капитан Николас О'Лири, а отдельный столик займут Клио, Лаккай, преподобный сэр
Оливер Бейли и сэр Алан Маршалл, так зеркально повторившие друг друга. Все
может быть, все может быть…
