Ничего себе предложеньице!
– Я разберу это в рабочем порядке. Но, к сожалению, это
противоречит правилам фильма ужасов, в который мы, судя по всему, попали.
– Вы полагаете?
– А вы нет? – парировала я.
– Вообще-то, похоже.
– А что это за правила диковинные? – заинтересовался
Филипп.
– Первое. Герои, вместо того чтобы объединиться перед
лицом зла и не выпускать из поля зрения друг друга ни на секунду, благополучно
расходятся и продолжают свои изыскания в гордом одиночестве. То есть бегут друг
от друга как от чумы.
– Отлично, – засмеялся Антон. – А второе?
– Вместо того, чтобы выскочить на улицу и начать
призывать стражей порядка. Или в крайнем случае сесть в авто и уехать. Вместо
этого они выбирают самые глухие уголки домов, из которых просто нет выхода.
Поднимаются этаж за этажом…
– Понятно. Третье существует?
– Существует. Все безудержно начинают заниматься
любовью в самое неподходящее время и подставлять Абсолютному злу свои голые
задницы. А голая задница – самое уязвимое место, вы не находите?..
Я с улыбкой посмотрела на покрасневшего Антона.
– Нахожу, – сказал он – Нахожу, что для того, чтобы
заниматься любовью, нет неподходящего времени.
Возможно, он вложил в эту фразу чуть больше смысла, чем
хотел вложить. Филипп хмыкнул и быстро поднялся на ноги:
– О-о. Ребята, кажется, я пошел!
– Подождите, Филипп, пойдем вместе. Тем более что там
нас уже ждут, я так думаю.
– Ева! – Он наконец-то решился, этот милый нейрохирург.
– Да?
– Как насчет того, чтобы обсудить какой-нибудь другой
жанр? Например, мелодраму.
– В другой раз. И знаете что? Давайте никому не будем
говорить об этой чертовой фотографии. Не нужно никого пугать.
Антон засмеялся:
– Вы заметили, что мы все время с кем-то и о чем-то
договариваемся. Что-то все время собираемся скрыть. Этот дурацкий флаг,
например. Фотографию. Это что, клуб по интересам, что ли?
– Это клуб по защите интересов. Не стоит никого пугать
раньше времени.
– Возможно, вы и правы. – Антон все еще пожирал глазами
мое лицо. – Вот только нет никакой гарантии, что и другие не думают точно так
же, что они тоже не хотят никого пугать. А возможно, они знают что-то, чего не
знаем мы. И что могло бы пролить свет на происходящее. В нашем случае целостная
картина предпочтительнее, правда?
– Вот он, ученый-фундаменталист, – громко восхитился
Филипп. – Во всей своей красе. Все по полочкам разложил, просто сердце
радуется.
– Заткнись, Филя, – попросил Антон. – Это звучит почти
как “арабский экстремист”. Не пугай нашу гостью.
– Судя по всему, она ничего не боится.
– Боюсь, – в который раз повторила я. – Поэтому идемте.
И обещайте молчать о фотографии…
– Заметано.
* * *
…Наша затея провалилась.
– Что это еще за фотография, Ева? – срывающимся голосом
спросил у меня Альберт Бенедиктович, как только мы появились в кают-компании.
Он был буквально раздавлен страхом, почти одичал от него. Даже представить себе
не могла, какие метаморфозы могут происходить с человеком за столь короткое
время. – Что за фотография? Почему вы об этом умолчали?!
Я укоризненно взглянула на Карпика, которая стояла за спиной
Макса: что же ты, девочка, мы ведь договорились, что не будем ничего и никому
рассказывать об этом. Карпик покаянно опустила голову: прости, Ева, как же я
могу молчать, если вокруг все жутко и интересно?..
– Фотография?
– Девочка нам сказала.
– Что еще сказала вам девочка? – Я отвернулась от
Карпика.
– Достаточно, чтобы начать предпринимать какие-то
серьезные меры.
– Интересно, какие меры мы можем предпринять?
– Мы должны защитить себя! – не совсем уверенно сказал
адвокат.
– От чего?
– Я… Я не знаю.
– Вариант с оружием отпал, – мрачно сказал Макс. –
Автогена на корабле нет, так что вскрыть арсенал не представляется возможным.
Из всего вооружения у нас имеются только кухонные ножи.
– Вот их и начнем метать. По движущимся целям… –
неудачно пошутил Филя.
– Замолчите, – снова взвизгнул адвокат. – Вы как
хотите, а я возвращаюсь к себе в каюту и закрываюсь на все замки. И буду сидеть
там, пока нас не подберет какой-нибудь корабль…
– Долго же вам придется ждать, – заметил Макс.
– Успеете похудеть, – добавила Карпик.
– Ну, голодать я, положим, не собираюсь. – Что-что, а
аппетит Альберта Бенедиктовича оставался незыблемым. – Буду приходить на
завтраки, обеды и ужины…
– Очень хорошо. А шеф-поваром назначим Анику, –
подхватил Муха. – Она себя уже хорошо зарекомендовала. Я согласен поступить на
должность стюарда. С соответствующим окладом, само собой.
Боже мой, как же я не сообразила сразу, – “запираться на все
замки”. Конечно же, Карпик и универсальный боцманский ключ… “Карпик и
боцманский ключ”, звучит неплохо, похоже на название польского рисованного
мультика… Конечно же, ключ! Этим ключом можно открыть арсенал. Поскольку версию
мистического развития событий я отвергаю, то оружие вполне может нам
пригодиться…
– Карпик! – позвала я. – Можно тебя на минутку? Карпик
с трудом отклеилась от скалоподобного Макса и подошла ко мне.
– Ключ! – шепнула я. – Где наш ключ?
– Ева… – Карпик обняла меня за шею и жарко зашептала в
ухо:
– Я боялась тебе сказать… Он пропал, Ева…
– То есть как это “пропал”?
– Мы говорили с папой… Он накричал на меня из-за этой
стервы… Он так страшно кричал… Мне пришлось пообещать… Я ненавижу, когда он
кричит. А потом он пошел сюда, к ней… А я осталась. Сидела, пока не захотела
есть. Я ушла, а ключ оставила. А когда вернулась, его уже не было…
– Ты спрашивала у отца?
– Нет. Он все равно бы его не заметил. Он сейчас ничего
не замечает, кроме этой… – Карпик судорожно вздохнула. – Его кто-то взял, Ева.
– Ну, успокойся, девочка. Черт с ним, с ключом.
Совсем не черт с ним, далеко не черт с ним, но сделать
ничего невозможно. Арсенал не открыть, Муха прав, остается надеяться только на
кухонные ножи…
Дверь в кают-компании хлопнула, и в нее ворвался губернатор
Распопов:
– Вы только посмотрите, что я нашел у себя в каюте! Это
форменное издевательство над здравым смыслом! Кто-нибудь знает английский?