Клио внимательно посмотрела на меня и рассмеялась:
– Пошла ты в задницу! Ничего, что я на “ты”?
– Ничего.
– Давай выпьем… Ты как?
– После вчерашнего я не рискую.
Так случайно вырвавшееся напоминание о вчерашнем вечере
автоматически повлекло за собой напоминание о сегодняшнем утре без экипажа, о
щекочущей ноздри прогулке по каютам старших офицеров. И о тех
полубезумных-полумистических открытиях, которые мы сделали с Карликом. Разговор
с Клио – немного стервозный, но такой приземленный – на некоторое время вернул
меня в атмосферу того, прежнего, “Эскалибура”, где все было ясным. Ясным, как
льды, как небо за иллюминаторами. Как подпись под фотографией капитана –
“1929”.
– Что ты думаешь по поводу происшедшего? – спросила я
Клио.
– Он забавный. Он меня трогает. – Положительно, Клио не
хотела замечать ничего, кроме своих собственных мотыльковых переживаний.
– Скажи еще, что он хороший любовник.
– Не без этого. Как ты думаешь, мне удастся справиться
с девчонкой?
– Не знаю. Все будет зависеть от нее.
– Жаль, что она не поклонница моего творчества.
– Не поклонница, это точно. Думаю, ей бы больше
понравилось, если бы ты была Гертрудой Стайн.
– Гертруда Стайн тоже курила трубку. – Надо же, Клио
проявляет недюжинные познания об окололитературной среде Монпарнаса. Я впервые
посмотрела на нее с уважением. – Нет, но ведь какая-то сволочь это сделала!
– Что?
– Да украла у меня мою любимую трубку. – Воспоминание о
пропавшей вещице снова привело Клио в ярость. – Наверняка это девчонка! Сделала
из вредности.
– Не думаю. Слишком специфический инструмент… Я имею в
виду этого индейца. Может быть, кто-нибудь из особых любителей раскаленных
гениталий…
Мы посмотрели друг на друга, рассмеялись и сказали почти
одновременно:
– Муха!..
– Кто это там треплет мое имя всуе? – Появившийся с
хлебной корзинкой Муха весело посмотрел на нас.
– Никто, никто! Ты кормить нас собираешься? – Клио
потрепала добродушного гея по голове.
– Все вопросы к нашему швейцарскому шеф-повару. Судя по
всему, пойло уже готово. Выглядит дрянски, но запах ничего себе. Пошел
приглашать общество на обед…
Но и без особого приглашения три штурмовых отряда,
осуществлявших осмотр корабля, вернулись в кают-компанию. Кроме того,
подтянулись Вадик и губернатор Распопов. Сокольников пришел последним и уже без
дочери. Он выглядел измученным, но не сломленным. И с порога ободряюще
улыбнулся Клио. Аника, очаровательная в своей швейцарской непосредственности,
пригласила пассажиров к столу.
Всем были розданы тарелки. Всем пятнадцати, за исключением
Карпика, оставшейся в каюте. Видимо, в таком составе мы и продолжим
путешествие. Если продолжим.
По милому, чересчур холеному для этих широт лицу Аники
пробегали судороги напряженного внимания: ей очень хотелось понравиться
сидевшим в кают-компании русским. Для этого был выбран не самый подходящий
момент – озабоченные происходящим люди могли сейчас съесть все, что угодно, и
даже не заметить этого. Пока все копались вилками с нанизанным на них хлебом в
густой белой сырной массе, именуемой фондю, четко вырисовалась картина
происходящего на корабле. Все три группы свели наблюдения воедино. Результаты
оказались следующими:
– все спасательные шлюпки и фанц-боты находятся на
своих местах, но на них отсутствует обязательная для экстренных случаев
пиротехника. Вся пиротехника – от ракетниц до фальшфейеров, призванных подавать
сигналы на дальнее расстояние в случае опасности;
– то же самое можно сказать об остальной связи:
радиотелефонов, поддерживающих спутниковую связь с берегом и другими судами,
нет. Такой милый атавизм, как рация, тоже выведен из строя. В платах рации не
хватает некоторых существенных деталей;
– кроме шестнадцати человек, находящихся сейчас в
кают-компании, на корабле никого не обнаружено;
– арсенал, где хранились карабины и ружья, привезенные
пассажирами, закрыт. Открыть арсенал не представляется возможным, поскольку
дверь его бронирована. Где находятся ключи – неизвестно. Возможно, там же, где
и капитан;
– топлива на корабле достаточно;
– судовые механизмы, приборы и двигатели не повреждены.
Шлюпки не повреждены. Фанц-боты не повреждены. Ни одна из жизненно важных
систем корабля не повреждена.
Именно так выглядело сообщение, с которым выступил перед
пассажирами Макс, единственный член экипажа, оставшийся на борту.
– Что будем делать, господа? – задал он присутствующим
риторический вопрос. Вопрос повис в воздухе. Господа молчали. Только никогда не
теряющий присутствия духа Муха мурлыкал себе под нос какую-то песенку.
– Да замолчи ты, в конце концов! – прикрикнул на Муху
губернатор.
– Что ж вы такой нервный, роднуля? – добродушно
парировал Муха. – И как вы с такими нервами с областью управляетесь?
– Не твое собачье дело, – вспылил губернатор, но тут же
осекся и за все последующее время не произнес ни слова: видимо, воспоминание об
оставленной сиротой области подействовало на него угнетающе.
Нейрохирург Антон Улманис, все это время ревниво наблюдавший
за Максом, попытался перехватить инициативу:
– Есть два возможных варианта: либо мы остаемся здесь и
ждем неизвестно чего, либо мы отправляемся в сторону порта. На корабле или на
шлюпках.
Макс хмыкнул:
– Насчет корабля – это большой вопрос. Кто-нибудь из
присутствующих имеет представление о должности штурмана? Ориентируется в
приборах? В судовых огнях? В характере фарватера? Во льдах? Кто-нибудь знает,
как подкачивать топливо? Кто-нибудь знает, как подкачивать солярку в расходную
цистерну, чтобы работал дизель-генератор? Кто-нибудь знает, что такое вообще
расходная цистерна? Кто-нибудь знает, что такое главная силовая установка?
– Вы. – В устах Антона это прозвучало не очень
убедительно.
– Я – пас. Я пока что еще не самоубийца. Все, что
касается холодильных установок, – это пожалуйста. Запустить двигатель, чтобы мы
не подохли здесь от холода и не передавили друг друга в темноте, – это я могу.
Но все остальное.
– Значит, сдвинуть корабль не представляется возможным?
– Если хотя бы у шести пассажиров есть дипломы
механика, штурмана, рулевого матроса и прочее – тогда можно попытаться.
– Все понятно. – Антону больше не хотелось выслушивать
откровенное издевательство Макса. – Тогда можно погрузиться на шлюпки, и…
– Ответ отрицательный. – Макс разбивал доводы
нейрохирурга один за другим. Казалось, это доставляло ему наслаждение. –
Во-первых, до порта, из которого мы вышли, больше двух суток пути. Ну это бог с
ним. Льды.
