– Дальше все было очень плохо. На них напали
Лангольеры… Это те, кто жрет время. В общем, я не очень хорошо поняла, но это
такие страшные зубатые шары… Они, те люди, которые остались в живых, они
спаслись, не все, конечно…
– Да ладно вам. Это же все литература. Мистика чистой
воды. Если бы мы барахтались в Бермудском треугольнике, это еще имело бы смысл…
Но здесь, в нашем родном занюханном Охотском море… Нет. – Муха призывно
посмотрел на нейрохирурга. – Ведь точная наука отрицает мистику, а, доктор?
– Во многом она на мистике и базируется, – осторожно
сказал Антон. – Но я думаю, что это не тот случай. Существует более приемлемое
объяснение. Я думаю, мы его найдем.
– Они уехали на охоту, – высказала предположение
Карпик.
– Нет, – вступил до этого молчавший хоккеист Мещеряков.
– Это отпадает. Я делал пробежку по палубе, как раз час назад. Все боты на
месте. И шлюпки тоже. Так что никто из экипажа не мог покинуть корабль и уйти
морем.
– Тридцать человек экипажа. – Антон обвел всех
присутствующих глазами. – Тридцать или около того. Пропало больше людей, чем
осталось. А вы говорите – Лангольеры.
– Во всяком случае, начало выглядит похожим, –
рассудительно сказал большой любитель охоты и экстремальных видов отдыха
Филипп. – Это даже покруче, чем кенийское сафари, должен вам признаться.
Кстати, почему мы все… заметьте, все до единого проспали завтрак?
Невинный на первый взгляд вопрос произвел впечатление
разорвавшейся бомбы. В кают-компании повисла тишина. Все смотрели на себя
совершенно новыми глазами: помятые лица, припухшие веки, не слишком прибранные
волосы.
– Точно. – Мещеряков щелкнул пальцами. – А со мной
вообще такое первый раз. У меня режим… И вообще биологический будильник внутри.
Каждый день я встаю в шесть утра, что бы ни произошло. А сегодня, черт его
дери. Открываю глаза, а на будильнике двенадцать.
– А если накануне вы… м-м… приняли на грудь? –
осторожно спросил адвокат Альберт Бенедиктович.
– Я не принимаю на грудь. Опять же режим.
– Разве?..
Мещеряков смутился: вчера, поддавшись всеобщему бурному
ликованию после охоты, он выпил несколько бокалов пива, – это видели все,
отпираться было бессмысленно.
– Ну, успокойся, братишка, твоему играющему тренеру мы
ничего не скажем, – схохмил Муха. Но на это уже никто не обратил внимания.
– В любом случае, вчера мы все здорово поддали.
– Ну, не все, – наконец-то выступила я и повернулась к
Карпику. – Вот Карпик, например, ограничилась шампанским. Всего лишь одним бокалом.
– Хорошая девочка, радость папы. – Муха ласково
потрепал Карпика по голове, а я заметила, что по лицу Карпика пробежала
гримаска боли – напоминание о вероломном отце, который лежит сейчас в объятиях
ненавистной ей женщины, все еще было неприятно.
– Помнишь, Карпик, что ты мне сказала вчера вечером?
– Когда?
– Когда я проводила тебя до каюты. Ты сказала, что
страшно хочешь спать.
– Это правда. Я правда хотела спать. Просто заснула и
проспала до утра. И ничего мне не приснилось, а так не бывает, чтобы мне ничего
не снилось…
– Когда ты сегодня проснулась?
– Ну, не знаю… Не смотрела на часы…
– Ко мне ты пришла в двенадцать, правда? – Я вспомнила
все то, что бросила мне в лицо Карпик перед рубкой: она проснулась, не нашла
отца, отправилась ко мне, попыталась разбудить меня… У нее это не получилось…
Почему это у нее не получилось, ведь я обычно сплю очень чутко – привычка,
которая выработалась у меня за последние пару лет… Ладно, сейчас не стоит
анализировать именно это… Значит, она не смогла разбудить меня. Вернулась к
себе в каюту. Отца по-прежнему не было. Тогда она отправилась в бильярдную,
нашла там спящего Вадика. И только потом решилась открыть каюту Клио своим
ключом. На все это могло уйти полчаса-час, максимум…
– Все это очень мило, но какая разница, когда и как мы
все проснулись? – Губернатор все еще переживал отсутствие связи.
– Дело не в том, как мы все проснулись, а в том, как мы
все заснули, – сказала я и явственно вспомнила, что с трудом добралась до
кровати. Я, которую в свое время дюжие молодцы учили пить и не пьянеть, я,
которая могла вылакать литр водки и сохранить при этом ясность сознания… Что-то
здесь было не так.
– Как и с кем, – поддержал меня Муха и бросил быстрый
томный взгляд на мужа Аники Андрея. Он еще находил в себе силы вести наступление
по всем возможным фронтам. Андрей покраснел и закрылся стаканом с разбавленным
виски.
– Самое время это обсуждать, – поморщился губернатор.
– Пардон, оговорочка вышла. – Мухе нравилось задирать
всех, кто попадал в поле его зрения. – Почти по папе Фрейду. Я хотел сказать не
“с кем”, а “где”.
– Где? – Кажется, я начинала понимать Муху.
– Буду откровенным.
– Может быть, не стоит? – У несчастного муженька Аники
сдали нервы.
– Отчего же? Я, например, свалился прямо здесь. У этой
стойки. Это, конечно, свинство, но что поделаешь… Признаюсь.
– Я тоже, – робко подал голос хоккеист Мещеряков. –
Глаза продрал, а надо мной Австралия и Новая Зеландия. Можете себе представить,
за глобус завалился.
От этого неожиданного откровения все рассмеялись, и
напряжение, царившее в кают-компании, ушло. Но, как оказалось, ненадолго. С
Альбертом Бенедиктовичем, который доедал бутерброды с икрой, и Карпиком
произошел маленький инцидент. Проголодавшаяся Карпик протянула было руку к
блюду с деликатесами, но тут ее опередил меланхоличный адвокат, коршуном
набросившийся на последний кусок. Впрочем, он тут же исправился и, вздохнув,
великодушно отдал девочке спорный бутерброд. Но эта гастрономическая жертва не
произвела на Карпика никакого впечатления.
– Вы много едите! – укоризненно сказала она адвокату. –
Это вредно.
– Что поделаешь, девочка, – извиняюще улыбнулся тот и
поскреб бороду. – Как говорится, все, что есть хорошего в жизни, либо
незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению… Это как раз тот самый случай…
– Вон, у вас даже сыпь появилась от жадности.
– Что эго ты такое говоришь?
– Сами посмотрите!..
Откровенное хамство Карпика вызвало у Альберта Бенедиктовича
странную реакцию: вместо того чтобы рассердиться, он страшно обеспокоился.
Настолько, что подошел к зеркалу, висящему на стене над музыкальным центром, и,
пыхтя, внимательно осмотрел свою круглую бородатую физиономию.
– Как же я сразу не догадался! – Он хлопнул себя по
блестящей лысине. Хлопок был таким сильным, что все воззрились на адвоката.
– Что с вами, Альберт Бенедиктович? – спросил Антон.
