На каждой заметке рукой Кирилла было проставлено число.
Кабрин Н.С. — 24 июля текущего года.
Давыдов К.С. — 7 августа текущего года.
Газарян С.П. — 16 августа текущего года.
Отложив газетные вырезки, Настя задумалась. Просто эпидемия
несчастных случаев! Мор какой-то. Сходные обстоятельства и почти сходные цифры.
А жизнь бизнесменов оборвалась в течение слишком уж небольшого временного
промежутка.
Слишком небольшого, чтобы считать это случайностью.
Да и сам Кирюша — он ведь не зря собрал три сходные смерти в
одном блокноте.
Вот блокнотом-то она и займется. Как бы тяжело ей ни было и
каким бы ужасным ни оказался путь до последней записи: “…ОЛОСА В ГОЛОВЕ СВОДЯТ
МЕНЯ С УМА… ГОСПОДИ, ВО ЧТО ТОЛЬКО Я ВВЯЗАЛСЯ, ГОСПОДИ…”
…Поначалу Кирилл и сам не понимал, во что ввязался.
Во всяком случае, первые записи были достаточно беззаботны.
И отсылали Настю к взбалмошной Марине Быковой и ее такой же взбалмошной
просьбе: последить за мужем. Кирилл — вот кто единственный из всего агентства
“Валмет” взялся за дело. И даже поначалу попытался жестко придерживаться
инструкций.
"16 июля. 21.00. “ШТАНДАРТЪ”. СТОЛИК НА ЧЕТВЕРЫХ. НУ,
ДАЮТ! ТЕЛКА СУПЕР! ЕГО ПОНИМАЮ, ЖЕНЕ СОЧУВСТВУЮ”.
Но все инструкции пошли к черту, стоило только Кириллу
совершить самую обыкновенную пылкую мужскую глупость.
"17 июля. 00.05. В ЗАДНИЦУ ГАЛОГЕНА И СТО БАКСОВ. НО
ЗАЧЕМ Я ДЕЛАЮ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ? ДЕВУШКА СБИВАЕТ МЕНЯ С ТОЛКУ…”
Кирилл привел к “Штандарту” одного человека (Дмитрия Быкова,
проходящего в дневнике под именем Галоген), а отчалил от ресторана совсем с
другим. Даже сто долларов и профессиональное реноме потеряли для него всякое
значение, стоило лишь элегантному парусу Мицуко появиться на сосредоточенном
горизонте Настиного брата.
Впрочем, имя Мицуко возникло где-то ближе к середине
записей. А именно двадцать третьего августа, когда миновали все три смерти
бизнесменов. Смерти были описаны достаточно скупо и помечены сносками “*”, “**”,
“
* * *
". Сноски были призваны проиллюстрировать слово
“фотографировал”. Но к этим же сноскам вплотную приблизились и другие слова. С
гораздо более размытым смыслом: “ничего не понимаю”; “она ведь не господь бог”
(сверху приписано: “НО БОГИНЯ!!!”); “этого не может быть”; “просто сумасшествие
какое-то!!!”
23 августа. День, когда Кирилл познакомился с ней.
Этому событию уделены целых три страницы, исписанные
взволнованным, летящим почерком брата. Мицуко сама подошла к нему в кафе с
символическим и роковым названием “ВСТРЕЧА”.
А дальше — дальше следовали причитания, многоточия,
зачеркнутые слова и целые предложения (когда эпитеты, которыми осыпалась
Мицуко, казались Кириллу недостаточно яркими). И что бы он ни делал — ходил ли
с ней в кино (23, 25, 26 августа, 2, 5, 8 сентября), лечил зубы (27 и 30
августа), сидел в ресторанах (26, 29 августа, 3 сентября), ездил за город
кататься на лошадях (31 августа и 7 сентября) — все происходило под знаком
Мицуко.
Роковое прозрение “У НЕЕ ЕСТЬ ДРУГОЙ” наступило 10 сентября
и было обведено черной рамкой. Здесь же присутствовало странное название
“ЮККИ”, заставившее Настю вспомнить пожухлую связку из Карабселек и Поги.
Впрочем, справедливости ради, Пога тоже упоминалась.
Особенно в самом начале дневника, пока у Кирилла не поехала крыша от любви.
Он очень привязался к Владику. Это было правдой.
Как правдой было и то, что Владик был забыт и принесен на
алтарь Мицуко. Так же как и все остальное. А после записи “У НЕЕ ЕСТЬ ДРУГОЙ” и
еще одной “ГОВОРИЛ О ДРУГОМ” начался совсем иной Кирилл.
Сломавшийся от безнадежной любви.
Записи этого периода стали носить отрывистый характер, слова
путались, почерк стремительно портился. А рефрен “Часто думаю о смерти”
заставил Настю заплакать.
А потом появились “ГОЛОСА”.
"ОНИ ПРЕСЛЕДУЮТ МЕНЯ”. “СЕДЬМОЙ — ГОРАЗДО БЛИЖЕ К НЕБУ,
ЧЕМ К ЗЕМЛЕ”. “ЭТО ПОХОЖЕ НА КАБРИНА”…
А с пятнадцатого сентября началось вообще невероятное: “СНЯЛ
СЕБЯ С ПОДОКОННИКА. КАК Я ТАМ ОКАЗАЛСЯ? ЕЩЕ МИНУТА, И ВЫСКОЧИЛ БЫ. ПОМОГ
ВЛАДИК. НЕ УВИДЕЛ ЕГО В ОКНЕ”.
А от короткой неровной записи “ЭТО НЕ Я, ЭТО ВО МНЕ” Настя
задрожала.
Потом последовало еще одно уточнение: “ЭТО НЕ Я, НО ОНИ
ХОТЯТ, ЧТОБЫ ЭТО БЫЛ Я”.
Эту запись венчала целая страница уже знакомых Насте сносок:
"*****”, “*****”, “*****”, “*****”, “*****”, “*****”,
“*****”, “*****”, “*****”, “*****”, “*****”, “*****”, “*****”, “*****”,
“*****”, “*****”, “*****”, “*****”,
"*”, “*”, “*”, “*”; “*”, “*”, “*”, “*”, “*”; “*”, “*”,
“*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”, “*”,
"**”, “**”, “**”; “**”, “**”, “**”, “**”, “**”, “**”,
“**”, «**», “**”, “**”, “**”, “**”, “**”, “**”, “**”, “**”, “**”, “**”, “**”.
У Насти даже закружилась голова от целой страницы подобной
каллиграфии. Да и Кирилл изредка жаловался на головную боль.
А предпоследнюю страницу занимала одна-единствен-ная фраза.
Отсутствие знаков препинания делало ее бессмысленной:
"Я ПОНЯЛ ЗАЧЕМ ОНИ УБИВАЮТ НО НЕ ЗНАЮ КАК МОЖЕТ БЫТЬ
КТО-ТО НАЙДЕТ И ПОЙМЕТ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ ТОЛЬКО БЫ НЕ ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ ПРЯЧУ
ДНЕВНИК”.
Сумасшедший.
Ее брат оказался сумасшедшим. Та изощренность, с которой он
прятал свой дневник, та изощренность, с которой он заставил Настю искать его…
Только сумасшедшие могут быть такими скрупулезными, такими последовательными.
Только сумасшедшие могут так искусно симулировать душевное здоровье.
А Владик и его бабушка? Зачем он втравил во все это ребенка?
И чего на самом деле стоят эти интимно-безумные записи?
А эта маленькая дрянь Мицуко, которая превратила ее Кирюшу в
сумасшедшего! Впрочем, Мицуко никогда и не утверждала, что без ума от брата. А
эти заметки, вырезанные из газеты? Возможно, директор агентства “Валмет” и
прав: в снимках присутствует сомнительной чистоты тайна. Но она не так страшна,
чтобы терять из-за нее рассудок.
Не нужно было вообще разыскивать этот проклятый дневник. Он
только подтвердил то, что было известно с самого начала. То, о чем ей намекнули
оба следователя: в смерти Кирилла Лангера никто не виноват.
Кроме него самого.
Настя сглотнула комок в горле и принялась машинально
расставлять знаки препинания в предпоследней записи Кирилла. Той самой, которая
заставила его выдумать трюк с божьими коровками. Но и с ученически правильными
запятыми и точками текст вызывал большие сомнения: “Я понял зачем. Они убивают.
Но не знаю, как может быть. Кто-то найдет и поймет все остальное. Только бы не…
Они были первыми. Прячу дневник”.
