Ожил.
И даже пустил несколько новых отростков.
Метелица подумал, что и сам он похож на алоэ — с той лишь
разницей, что Анастасия никогда не будет его подкармливать так, как
подкармливает цветок. И не будет так о нем заботиться.
Метелица подошел к цветку и коснулся рукой его мясистых
листьев. Он бы и сам пустил корни в этом горшке, если бы это к чему-то привело.
Зря.
Зря он бросил курить и не купил лосьон от облысения.
От безрадостных мыслей Метелицу отвлек странный шум под
окнами флигеля — очевидно, только что подъехавшей машины. Метелица сложил
ладони лодочкой и стал вглядываться в темноту за стеклом. Впрочем, и
вглядываться особенно не пришлось. По заколотившемуся, как у школьника, сердцу
он понял — приехала Она.
Но на чем!
Подобной машины Пацюк в жизни не видывал: огромное чудовище
поигрывало космическими формами, блестело молдингами, сверкало багажником и
переливалось литыми трубами. В утробе чудовища мог смело спрятаться основной
состав Театра музыкальной комедии, где Метелица долгое время работал
осветителем. И не только основной состав, но и кордебалет, технические службы и
даже завлит с главрежем.
Но Анастасия вышла вовсе не со стороны водительской дверцы,
как полагал Метелица. Напротив, водителем оказался именно тот, кого и на
километр нельзя было к ней подпускать.
Белобрысый урод, с очками на лбу и красным платком на
голове. Длинные ноги, короткая куртка, напяленная только для того, чтобы
оскорблять нравственность обывателя вызывающих размеров гульфиком.
"Баклажан он, что ли, туда засунул? Или у коня
полководца Жукова хозяйство одолжил?” — меланхолично подумал Метелица. И
посмотрел вниз. На то самое место, где линия живота безмятежно и плавно
переходила в линию ног. Никаких холмов, никаких барханов, никаких
возвышенностей. Да, черт возьми, а если взглянуть на Валентина Куприяновича
Метелицу абстрактно — как на представителя вида, — то можно подумать, что
человечество размножается почкованием.
Подобные мысли никогда раньше не приходили в голову дважды
разведенному директору агентства “Валмет”, но сейчас — пришли. И это был
тревожный симптом. Настолько тревожный, что Метелица едва не сбил кулаком
цветок возрожденного алоэ.
А длинноногий жеребец споро обежал свою машину, приоткрыл
пассажирскую дверцу и…
Появилась Она.
"Kawasaki Ninja ZX-7RR”.
Красавица и чудовище о чем-то переговорили, стоя у дверцы,
при этом белобрысый коснулся (гад!) пальцами (гад!) ее лица (гад-гад-гад!!!).
Если даже они и сослуживцы — и вместе брали дворец Амина или Форт-Нокс или
совершили Большое ограбление поезда в 1897 году, — все равно это выглядело
чересчур интимно!
После этого вульгарного прикосновения Анастасия отделилась
от жеребца и пошла по направлению к подъезду. Метелице даже показалось, что она
чуть-чуть прихрамывает. Нет, она действительно хромала. Жеребец, по-видимому,
хотел ей помочь, но Анастасия вовремя отстранилась.
Великая Женщина!
А если она еще отправит коня полководца Жукова восвояси,
тогда Метелица смело сможет назвать ее Праматерью Человечества!
— …О, а вот и группа захвата! — не ко времени
появившийся на кухне Додик обдал Метелицу чесночным ароматом. — Только на
грузина он не похож.
— К твоему сведению, настоящие грузины беловолосы и
светлоглазы, — не оборачиваясь, ответил Метелица.
— Прямо как настоящие евреи. Ладно, пошел открывать.
Ушлый Додик опять перебегал Валентину дорогу. И не просто
перебегал, а вооружившись его же собственным букетом. Метелица и глазом не
успел моргнуть, как Сойфер вытащил трепещущие розы из банки и направился к
двери.
В ту же секунду раздался глухой зуммер входного звонка.
— Отдай цветы, скотина, — угрожающе зашипел
Метелица. — Отдай!.. Это мой букет!
Додик сделал вид, что его не услышал, и ускорил шаги.
Но не тут-то было!
Метелица коршуном налетел на обидчика и свалил его с ног.
Конечно, грузинской борьбой чидаоба он не владел, но заехать в ухо и намять
бока мог. Директор и первый заместитель директора молча тузили друг друга под
аккомпанемент звонка и успокоились только тогда, когда от роз остались одни
ошметки.
— Старый дурак, — бросил Метелице Сойфер, потирая
ушибленный локоть.
— На два месяца моложе, чем ты, — бросил Сойферу
Метелица, потирая ушибленное колено.
Звонок наконец затих.
Как и следовало ожидать, дверь открыл мудрый и совершенно
нейтральный Арик.
Метелица затолкал измочаленные розы под мойку и хмуро
потянулся в коридор. Додик последовал за ним.
Анастасия стояла, опершись рукой о косяк, и поджимала левую
ногу.
— Привет, — сказала она Арику.
— Я проявил то, что ты просила. Сделал два экземпляра
пленки.
Метелица заскрежетал зубами. И когда этот восемнадцатилетний
хлюст успел перейти с ней на “ты”?! Будь он его папашей — порол бы наглеца
каждый день. За вандализм и оскорбление национальных святынь!
Пока Метелица исходил завистью к прыткому Арику Дергапуту,
Анастасия наконец-то заметила и его самого, и прохиндея Сойфера.
— Здравствуйте, — надменно произнесла она. —
Я не думала, что вы… Так поздно…
И пока Метелица соображал, как бы половчее поздороваться с
прекрасной ниндзя, из-за его спины высунулся Додик.
— А у нас ненормированный рабочий день, — с
пафосом хрюкнул Сойфер. — Профессия иногда подкидывает сюрпризы, знаете
ли.
— Я проявил фотографии… — Арик снова начал тянуть
одеяло на себя.
— …И мы были бы очень вам признательны, если бы вы
снабдили их своими комментариями.
Хрюканье стало еще громче, пафос — еще невыносимее… Ну, что
ты за тип, Додик Сойфер!..
Зато Анастасия была на высоте. Не удостоив Додика и
взглядом, она обратилась к Метелице:
— Вы позволите, я промою порез?
— Вы поранились? — Глупый вопрос. Метелица сам
видел, как она хромала!
— Пустяки. Царапина.
Интересно, где она умудрилась порезаться? Неужели ходила
босиком по наточенным мечам? Кажется, Метелица что-то слышал о подобных трюках.
— Пять минут, не больше, — сказала девушка и
скрылась за дверью ванной-туалета-фотолаборатории.
Она действительно уложилась в пять минут.
Еще двадцать минут заняла трагическая история ее брата.
Зато о себе Анастасия не сказала ни слова. Никаких
объяснений, хотя картина ясна и так. Во всяком случае, самому Метелице.
Обыкновенный молодой человек, выросший под сенью незаурядной старшей сестры.
Притяжение ее личности так велико, что ему не остается ничего другого, кроме
как вырваться из кольца этого притяжения. Типичная история старших и младших,
любимчиков судьбы и аутсайдеров, мужчины и женщины, — самая обыкновенная
гражданская война. Теперь понятно, почему Кирилл никогда не упоминал о сестре:
он представляет самостоятельную ценность, а не только является братом матерой
волчицы. Именно это он и пытался доказать всем. Себе — в первую очередь.
