Настя запустила пальцы в воланы на макушке, прошлась по
затылку и подергала себя за косу.
Чего-то явно не хватает, голова кажется совсем незащищенной,
как какой-нибудь только что привитый черенок яблони. Скорее назад, к любимому и
такому вечному платку: эта крепость надежно укроет ее от всех напастей!..
Но в Настю как бес вселился. Хитрый грузинский ква-джи.
Плохо соображая, что делает, она взяла с полки ножницы и
отрезала половину косы. Безропотной, всегда услужливой и верной мужу косы. А
потом распустила волосы и опрокинула на голову полбанки геля.
Теперь она не нуждалась в зеркалах.
Теперь она наверняка обманула бы Большой Город. Теперь ни
один сопляк не всучил бы ей стиральный порошок. И все было бы совсем
по-другому, если бы она пришла в “Валмет” именно в таком виде. Настя вышла на
кухню и присела перед фотографией маленького Кирилла.
— Значит, я никто и звать меня никак? — спросила
она у фотографии. — Сельская родственница, которую нужно стесняться? Ну
ладно…
Ей все еще было не по себе, но цепь безрассудств
продолжалась. И чтобы ухватиться за кончик этой цепи, она открыла холодильник,
достала оттуда водку и сделала большой глоток прямо из горлышка. В другой
ситуации она обязательно поперхнулась бы и кашляла по меньшей мере минут
пятнадцать, но сейчас все прошло гладко.
Самое время отправляться за обоями. Наверняка они продаются
где-нибудь на рынке. А рынок здесь недалеко, она даже видела его из окон
троллейбуса, когда проезжала мимо.
. Но стоило ей выйти в прихожую, как флер Кирюшиных вещей
моментально улетучился: и всему виной были ее старенькие резиновые сапоги.
Именно в них Настя приехала в Питер. А все Тамара! Напела ей в уши, что в
Петербурге не прекращаются дожди и часто бывают наводнения. Теперь сапоги,
стоящие у входа, служили ей немым укором. Совместить их и кожаные джинсы с
курткой было так же невозможно, как лакать молоко после селедки!
Но во сто крат более невозможным представлялось ей
возвращение на кухню, к ее собственной, разложенной на табуретке одежде. Настя
намотала на палец прядь волос и задумалась. Есть два варианта дальнейшего
развития событий. Она переодевается, пристраивает свои же сапоги к своей же
юбке и идет на рынок за обоями. Это первый вариант. И второй — она не
переодевается, а вынимает из кладовки Кирюшины ботинки — и идет на рынок за
обоями.
Она видела эти ботинки в кладовой. Огромные, с высокими
голенищами и толстой подошвой. Илико это чудо обувной промышленности
обязательно бы понравилось.
Вот только у Кирюши нога сорок второго размера. А у нее
всего лишь тридцать восьмой… Через пять минут Настя устранила и это
препятствие, забив носки ботинок туалетной бумагой. Не очень-то удобно, но
привыкнуть можно. Она быстро ко всему привыкает. И никогда ни на что не
жалуется.
Несколько раз подпрыгнув, она сунула руку в карман куртки и
вытащила Кирюшины очки. Совсем неплохо, только не хватает какого-то
одного-единственного штриха. Она задержала дыхание и спустя секунду поняла —
какого именно.
Духи.
Дрянные, пошлые, сомнительного аромата духи “Наэма”.
…Выйдя на улицу, Настя остановила первого попавшегося
прохожего (им оказался старик с крошечным шпицем на поводке) и кротким голосом
спросила у него:
— Вы не подскажете, есть ли здесь где-нибудь поблизости
магазин “Товары для дома”? Или “Стройматериалы”?..
* * *
…Метелица остановил свой выбор на журнале “ДАМЫ И
АВТОМОБИЛИ” после многолетней мучительной селекции. И вовсе не потому, что
являлся обладателем роскошной тачки (тачек у него отродясь не было). И не
потому, что являлся обладателем роскошной телки (телки сбегали от него на
следующее утро, забыв даже принять душ). И не из-за качества полиграфии, и не
из-за количества пикантных снимков, вовсе нет.
Все дело было в гороскопах.
Гороскопы были фишкой “ДАМ И АВТОМОБИЛЕЙ”, а в гороскопы
Метелица верил свято. Он и шагу не мог ступить, не проконсультировавшись с
колонкой “Астропрогноз” на последней странице. И еще ни разу благословенный
“ДиА” и ведущий (-ая) рубрики Д. Корзун не подводил(-а) Метелицу. Все его (ее)
предсказания сбывались, во всяком случае — для Метелицы.
Метелица был Овном, и все его неприятности произрастали
именно из принадлежности к этому знаку. Он был упрям, прямолинеен, несдержан в
гневе и гнусен в быту. Чертов знак толкал его на самые необдуманные поступки,
из всех возможных путей решения проблемы он выбирал самый тернистый. И никогда
не доходил по нему до конца.
И все же некоторая последовательность в судьбе Валентина
Метелицы просматривалась. Его с завидной методичностью выпихивали отовсюду:
сначала из института киноинженеров, потом — с должности второго оператора на
киностудии “Ленфильм”, затем — с должности помощника звукорежиссера на студии
документальных фильмов, позже — с должности ассистента на кабельном телевидении
района Ржевка-Пороховые. И, наконец, — с должности осветителя в Театре
музыкальной комедии.
После унизительного увольнения из гребаного опереточного
сераля терпению Метелицы пришел конец.
Он на время забросил свой любимый портвейн “Три семерки”,
сбрил бороду и поклялся себе, что больше никогда не будет слепо доверять
судьбе. Наоборот, сам ее взнуздает. Но для того, чтобы взнуздать судьбу, нужно
было по крайней мере просчитывать ее выбрыки. И тогда Валентин обратился к
гороскопам. Он скупил всю литературу по теме, он даже пытался сам составлять
“карты судьбы”, но все было напрасно. Звезды словно сговорились обманывать
Метелицу и обводить его вокруг пальца. Если гороскоп с утра утверждал, что “говорить
правду в лицо иногда бывает очень даже приятно…”, то вечером Валентин
обязательно приползал домой с расквашенной у пивного ларька физиономией. Если
гороскоп с вечера обещал ему, что “все ваши финансовые проблемы будут решены”,
то утром у него обязательно вытаскивали кошелек в абсолютно пустом общественном
транспорте. С последней сотенной. Но чем больше астрологические календари били
Валю мордой об стол, тем крепче становилась его уверенность в том, что он на
правильном пути. И что подсказка обязательно будет. Нужно только немного
подождать.
Журнал “Дамы и Автомобили” попался ему в руки случайно.
Вернее, даже не в руки, а в ноги: Метелица поднял несколько аляповатое издание
с пола в троллейбусе. И сразу же сунул нос на задворки, где каждый уважающий себя
журнал печатал гороскоп.
"Крепитесь, потеря близкого человека
необратима”, — предостерегла его рубрика “Астропрогноз” в лице ее ведущей
(-его) Д. Корзун. И действительно, бабка Метелицы, врач-гинеколог на пенсии,
никогда не болевшая даже простудой и собиравшаяся дожить до столетней годовщины
Октябрьской революции, отдала богу душу, угодив под инкассаторскую машину.
Самого Метелицу поразила не столько скоропостижная кончина
старой перечницы, сколько пророчество скромной журнальной рубрики.
