* * *
…Вырыть яму оказалось делом довольно трудоемким. Для
Ангеловой могилы Динка выбрала самое удачное место в саду: позади собачьей
площадки, у двух сросшихся кронами миндальных деревьев. Нет, я совсем не
напрасно не любила миндаль. Совсем не напрасно.
Через полчаса тупой изнуряющей работы у меня начали ныть
руки и спина, а еще через полчаса я натерла на ладонях кровавые мозоли. С
Динкой дело обстояло не лучше: она постоянно путалась в переплетенных тонких
корешках, постоянно натыкалась на какие-то мелкие и крупные камни и с руганью
вышвыривала их из ямы. Пару раз она задела меня черенком, пару раз обозвала
овцой, пару раз наступила мне на ногу. Глубину в полтора метра она посчитала достаточной
и, достигнув ее, уселась на мягкую, жирную, затоптанную нашими пятками землю. Я
последовала ее примеру.
Отсюда, со дна импровизированной могилы Ангела, было хорошо
видно слегка побледневшее, но все еще ночное небо с крупными слезящимися
звездами. И умиротворяюще пахло черноземом. Чернозему не было никакого дела до
нас с Динкой и до того человека, которого мы опустим сюда. Ему не было дела до
дуэта «Таис», до Ленчика, до нашей прошлой славы и нынешнего отчаяния.
Кристально-чистого и слезящегося — почти как звезды над
головой.
Я перетерла в пальцах комок земли и уставилась на некрепкую
стенку ямы — по бледным ниткам корешков ползали мелкие насекомые: в другое
время они вызвали бы у меня отвращение, но сейчас я осталась к ним равнодушной.
— Надо быстрее перетащить его сюда. Пока не
рассвело, — сказала Динка, не трогаясь с места.
— Да, — ответила я, не трогаясь с места.
— Он, наверное, тяжелый…
— Тебе виднее. — Время для шпилек было не самым
подходящим, но и удержаться я не смогла.
— Ты тоже отметилась. — Динка совсем не злилась на
меня.
— Как это произошло?
— Что — как?
— Как ты… Как ты убила его?
— Молча… Черт… Я сама не знаю… Я просто сидела с этим
дурацким пистолетом… А потом пришел он… И понеслось… Я успела только опустить
его под кровать, пистолет… А потом он начал орать на меня… Руки распускать… Он
ударил меня… Свалил на пол… Мне ничего не стоило дотянуться… Он так орал… Он
так надоел мне… Я просто хотела, чтобы он заткнулся. Просто — заткнулся и
больше ничего…
— И больше ничего, — как эхо повторила я.
— Я, наверное, с самого начала сняла пушку с
предохранителя… А потом только и оставалось, что нажать на курок… Я попала ему
в грудь… Трудно было не попасть… Я не хотела, но он так орал… Он хотел убить
нас, ты помнишь?..
— Я помню…
— А если он хотел убить нас… Хотя мы ничего ему не
сделали… Ничего… Значит, он вполне мог убить и меня. А потом и тебя… Никакой
разницы… Это была просто… — Динка щелкнула пальцами, подбирая точное
слово. — Это была просто…
— Самооборона, — подсказала я.
— Вот именно! Самооборона! — обрадовалась Динка.
И даже поцеловала меня в перепачканную землей щеку. И все
стало на свои места. Конечно же, это была самооборона. Только так и должна была
поступить Динка. Только так. Только так можно было противостоять парню, который
плотно подсадил на иглу ее и уже подбирался ко мне. Только так можно было
противостоять парню, который хотел загнать нам в вены смертельную дозу el
dopar… И он сделал бы это — рано или поздно, вот только мы его опередили…
— Пойдем, — мягко сказала я Динке. — Пойдем,
перетащим его сюда. Пока не рассвело.
* * *
…Ангел оказался тяжелым. Очень тяжелым.
Как будто мы тащили не его одного, при жизни тонкого и
поджарого, а весь его мертвый запиленный джаз — всех этих Томасов Уоллеров
«Фэтсов»
[38]
и Германов «Вуди»
[39]
. И все их
мертвые запиленные инструменты. Поначалу Динка ухватилась за ноги Ангела, а я
приподняла его под руки. Но от близости кровавого пятна меня мутило, и мы с
Динкой поменялись местами.
Самым трудным оказалось спуститься по лестнице; болтающиеся
руки Пабло-Иманола задевали ступеньки, и костяшки пальцев издавали при этом
странный чарующий звук: как будто Ангел напоследок решил развлечь нас
кастаньетами.
И Рико, притихший на время, снова захрипел и снова стал
бросаться на дверь.
Преодолев лестницу, мы уселись на нижней ступеньке —
передохнуть.
— Как думаешь, когда ему надоест выть? — спросила
я у Динки, глядя в лицо Ангела. Прижизненная ярость незаметно соскользнула с
него и черты разгладились. Они не задавали вопросов «Зачем?», они не задавали
вопросов «Почему?», они были спокойными и просветленными, только и всего.
Таким же просветленным было лицо Виксан, тогда, на
похоронах.
— Как думаешь, когда?
— Не знаю… Будет выть, пока не сдохнет… Как хозяин… Он
ведь все чувствует… пес…
— Ты думаешь?
— А ты — нет? Если его выпустить — он нам глотки
перегрызет. Пусть уж воет…
— А если кто-нибудь услышит?
— Ну, если до сих пор ничего не услышали… — неуверенно
начала Динка. — Стены здесь толстые… Сад… До сих пор нас никто не
беспокоил…
— А если побеспокоят?..
— Может быть… пристрелить его?
— Ты рискнешь? — Мысль заткнуть собаку уже
всплывала в моей голове. Правда, не такая радикальная. — Рискнешь
пристрелить бойцовую собаку?
— Давай сначала с Ангелом разберемся, —
поморщилась Динка. — А потом решим, что делать с собакой… Вернее — с
собаками… Рико здесь не один…
Динка вовремя напомнила мне о псах в оранжерее, очень
вовремя. Она права, черт возьми: сначала нужно избавиться от Ангела, псы
подождут.
* * *
…Мы сбросили Пабло-Иманола Нуньеса в приготовленную для него
яму без всякого почтения — как мешок с гнилой картошкой. И ударился он о мягкую
землю с тем же звуком.
— Зарывай, — сквозь зубы бросила мне Динка. —
Чем быстрее это сделаем — тем лучше.
Но что-то мешало мне взяться за лопату — и этим что-то было
тиканье Ангеловых часов. Почти неслышные в доме, почти неслышные в сумрачном
саду, они вдруг снова завладели мной, они долбились в барабанные перепонки
почти так же настойчиво, как Рико в закрытую на щеколду дверь кладовки.
И это громкое тиканье сводило меня с ума.
— Не стой как дура! — Динка снова прикрикнула на
меня. — Я что, одна должна корячиться?!..
— Да… Конечно… Сейчас…
Но даже когда могила была зарыта и хорошо утрамбована — даже
тогда тиканье никуда не ушло, оно переместилось в мозг и теперь терзало его,
громко и беспощадно. Может быть, из-за этого я и не услышала еще один звук —
звук бьющегося стекла.
