— Улетает. Сегодня ночью. В Мюнхен, представьте себе…
Очень вовремя.
— Неужели срослось? — поинтересовался Никита, без
всякого, впрочем, энтузиазма.
— Свершилось!…
Разговоры о Мюнхене шли уже давно. Корабельникоffу нужны
были немецкие инвестиции, переговоры об этом начались за год до появления в
компании Никиты, и вот, пожалуйста, все разрешилось в самый подходящий момент.
Осененный Мариночкиным днем Ангела.
О поездке в Мюнхен Никите сообщил и сам Корабельникоff
спустя четыре часа, по дороге во Всеволожск, в загородный дом, где решено было
пышно отметить столь знаменательное событие светским раутом с коктейлем и
фейерверками. А еще раньше Никита забросил на Пятнадцатую линию целый ворох
разнокалиберных свертков, оперативно сбившихся в кучу под лозунгом: «ясак от
подчиненных». Для того чтобы перетащить их в квартиру, Никите пришлось сделать
три ходки. Между первой и второй произошло странное событие, которому Никита,
впрочем, не придал никакого значения. Оно всплыло потом, много позже, когда
судьбы многих людей сплелись в единый трагический клубок, да так и задохнулись
в этом клубке, во всех этих петлях из жесткой шерсти. Кто знает, что бы
произошло, если бы Никита все-таки задержался в доме на пятнадцать ничего не
значащих минут, если бы он потянул за кончик нити, торчащей из клубка. Может
быть, и самого клубка бы тогда не возникло?… Но он сделал то, что сделал.
Вернее, не сделал ничего.
Подъезжая к Пятнадцатой линии, Никита нисколько не волновался.
Мариночка с Экой уехали во Всеволожск еще утром: во всяком случае, именно такой
информацией обладала вездесущая Нонна Багратионовна. Да и сам Корабельникоff
подтвердил ее впоследствии, когда («не в службу, а в дружбу») попросил Никиту
забросить подарки от сплоченного коллектива к себе на квартиру. Не тащить же их
во Всеволожск, в самом деле! А Мариночке будет приятно найти их завтра… Или
послезавтра. Когда они вернутся в Питер. «Ага, и под рождественскую елку
сложить все это дурно пахнущее великолепие, по носкам рассовать», — тотчас
же подумал Никита, но от язвительного комментария воздержался.
Подарков накопилось прилично — слишком много людей хотели
упрочить свое положение в компании таким немудреным способом. Да и за примером
далеко ходить не надо было. Ушлый начальник отдела по маркетингу Леня Васенков
получил место вице-президента только потому, что змея-Мариночка пару раз
снисходительно повела хвостом в сторону его скабрезных шуточек в узком кругу
посвященных… Никита занес первую, оттягивающую руки партию в квартиру и сбросил
ее в прихожей. Проходить дальше, в комнаты, не было никакого желания, в любом
случае, Мариночка простит его за свалку едких верноподданнических отходов. Вот
только…
Где-то в самой глубине, в недрах гулких Корабельникоffских
апартаментов, он услышал шорох. И что-то отдаленно напоминающее торопливые
испуганные шаги. Несколько секунд Никита стоял, прислушиваясь.
Ничего.
Ничего и не могло быть. Тлетворный, бьющий в нос запах
порока, свального греха, отправился за город вместе с владелицей, до Никиты
доносились лишь слабые его отголоски. С самим Корабельникоffым он расстался
полчаса назад, чтобы через полчаса снова встретиться, — их ждал
Всеволожск.
Никого и ничего. Просто показалось.
Тряхнув головой, Никита отправился за новой партией пакетов.
И по дороге умудрился выронить один. Ничего страшного не произошло: под плотной
вощеной бумагой оказалась одинокая роскошная орхидея в коробочке: есть же еще
романтические души в насквозь пропитанной прагматизмом пивоваренной компании
«Корабельникоff», кто бы мог подумать! Присев на корточки перед коробочкой,
Никита принялся рассматривать диковинный цветок. Он того стоил, честное слово!
Орхидея и вправду была роскошной, не правдоподобно красивой и в то же время…
Пугающей, что ли… Такие цветы никогда не дарят просто так, только — со
значением. Когда хотят сказать чуть больше, чем сказано. Или — чем позволено
сказать… Никита и сам обожал такие штучки — во времена, когда они с Ингой были
счастливы… Господи, разве эти времена существовали когда-то? Если бы
существовали, то этот цветок непременно бы их украсил. Крупные лепестки,
похожие на застывшие языки белого пламени, — ни единого изъяна, ни единой
червоточинки; на мертвенно-бледной плоти лепестков четко прорисовывались
полосы. Так же, как и лепестки, они были совершенны. И — одинаковы; аккуратно
огибая середину лепестка, они сходились в одной точке, у раскрытого, хищного
зева. И это придавало растению сходство с животным. Опасным животным. Животным,
которому наплевать на мелочевку типа мышей-полевок и без всякого повода
впадающих в столбняк сусликов. Ему нужна добыча покрупнее. И поотчаяннее.
Мариночка…
Вот кто подойдет под это определение. Непременно подойдет.
Никита даже тихонько рассмеялся — дробным мстительным
смешком. Интересно, кто отважился на такой дерзкий подарочек? И будет ли он
оценен по достоинству? Если да, то кресло под шустрягой Васенковым может
покачнуться…
Чертова полосатая орхидея занимала воображение Никиты еще
некоторое время — вплоть до моста лейтенанта Шмидта, где он на двадцать минут
застрял в пробке. Потом была пробка у Мариинского, потом — у Обводника.
Следующие, несколько заторов он преодолел уже в компании притихшего и
торжественного Kopaбeльникoffa.
Едва усевшись в машину, Корабельникоff вытащил из кармана
плоскую коробку, открыл ее и помахал перед носом личного шофера.
— Ну как? Понравится ей, как думаешь?
Симпатяга-гарнитурчик, кольцо и сережки, младшие компаньоны
приснопамятного платинового колье… Предел мечтаний тонкокостной продавщицы из
ДЛТ, стриптизерши из потнючего ночного клубешника, начинающей шлюхи со
Староневского… Альфа и омега расхожих представлений о шикарной жизни.
— Еще бы не понравилось, — пожал плечами Никита,
вспомнив аляповатую стекляшку на безымянном пальце Корабельникоffской
жены. — Понравится. Обязательно.
— Не знаю…
В голосе шефа прозвучала никогда не слышанная Никитой робкая
неуверенность семнадцатилетнего мальчишки, год экономившего на пирожках, чтобы
купить возлюбленной цацку в ближайшем ювелирном.
— Да нет… Очень красиво… Она должна оценить…
— Должна… — вздохнул Kopaбeльникoff. — Да нет… Я
до сих пор не знаю, что она ценит, а что нет… Я до сих пор не знаю ее… До сих
пор.
Никита даже слегка притормозил. Давненько он не слыхал
подобных откровений из уст Корабeльникoffa. Если вообще когда-нибудь слыхал.
— Вас интересует ее прошлое? — ляпнул он.
— Прошлое? — Корабельникоff нахмурился.
— Так трудно выяснить? У вас ведь шикарная служба
безопасности, Ока Алексеевич… Все в ваших руках.
Пассаж о службе безопасности вырвался из Никиты сам собой,
все предыдущие реплики Корабельникоffа не давали к нему никаких оснований. Хотя
клиническая картина ясна: в анамнезе — нудный до оскомины и такой же до
оскомины типичный комплекс порядочного человека, взявшего в жены деятельницу с
улицы Красных фонарей. Кое-что в ее бурном прошлом просматривается, но знать
всей правды он не хочет. И не захочет даже на плахе. А тут Никита с
сердобольными советами, за которые и распять можно. Змей-искуситель,
злодей-резонер. Вот он, коварный план Нонны Багратионовны, неуклюже вброшенный
в реальность! Но осуществляет его не латинский любовник, готовый поиметь
скучающую красотку прямо на клумбе с флоксами, а личный шофер, он же —
ангел-хранитель по совместительству.
