Долго ли будете вы снаряжать мне повозку? Скорее
Всё уложите в нее, чтоб могли мы немедленно ехать!»
Так говорил он. Они, испугавшись отцовского крика,
Вывезли быстро повозку для мулов, — на прочных колесах,
Новую, дивной работы, и кузов на ней укрепили.
Сняли с гвоздя и ярмо для мулов, — из крепкого бука,
С шляпкой в средине, с концов же — с загнутыми кверху крюками.
Вынесли вместе с ярмом и ремень для запряжки, длиною
В девять локтей; ярмо приспособили к гладкому дышлу
В самом конце, впереди; кольцо за крюк зацепили,
Трижды шляпку ярма обмотали, потом по порядку
Дышло ремнем обвязали, конец под ремень же подсунув;
Из кладовой гладкостенной носить и укладывать стали
В кузов подарки — за голову Гектора выкуп несчетный.
Мулов потом упряжных заложили могучекопытных,
Некогда в дар от мисийцев полученных славным Приамом.
А для Приама коней подвели под ярмо: для себя их
Тщательно выкормил царь в красиво отесанных яслях.
В доме высоком они за запряжкою оба следили, —
Царь и глашатай, в уме своем планы разумные строя.
Близко к ним подошла с опечаленным сердцем Гекуба;
Чашу в правой руке держала она золотую
С сладким вином, чтоб пошли они в путь, совершив возлиянье.
Пред колесницею стала, царя назвала и сказала:
«На, возлияние сделай родителю Зевсу, молися,
Чтоб от врагов ты домой воротился, уж раз тебя дух твой,
Как я ни против того, итти к кораблям побуждает.
Но помолись перед тем облаков собирателю черных
Зевсу, который на землю троянскую с Иды взирает.
Птицу проси, быстролетного вестника, силой своею
Первую в птицах, которую сам он всех более любит.
С правой проси стороны, чтоб, ее увидавши глазами,
С верой отправился ты к кораблям быстроконных данайцев.
Если ж Кронион широко гремящий тебе не захочет
Дать посланца своего, всем я сердцем тебя убеждаю
В стан не ходить к аргивянам, хотя бы и очень желал ты».
Сходный с богом Приам сказал, отвечая Гекубе:
«Этот наказ твой, жена, я с большою охотой исполню.
Руки полезно к Зевесу вздевать, чтобы нас пожалел он».
Так ей ответил старик и ключнице дал приказанье
Руки полить ему чистой водою. Служанка явилась,
Таз умывальный держа и с водою кувшин. И как только
Вымыл руки Приам, он кубок принял от супруги,
Стал посредине двора, возлиянье свершил и молился,
В небо широкое глядя, и громкое слово промолвил:
«Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный, великий!
Дай мне к Пелиду угодным прийти, возбуждающим жалость.
Птицу пошли, быстролетного вестника, силой своею
Первую в птицах, которую сам ты всех более любишь.
С правой пошли стороны, чтоб, ее увидавши глазами,
С верой отправился я к кораблям быстроконных данайцев!»
Так говорил он, молясь. Услыхал его Зевс промыслитель.
Был им послан орел, безобманная самая птица,
Хищник темноперистый; еще он «пятнистым» зовется.
Тех же размеров, которых в покое высоком бывает
Дверь у богатого мужа, снабженная прочным затвором, —
Каждое было крыло таких же размеров. Пронесся
Справа над Троей орел. Они, как увидели это,
В радость пришли, и у всех в груди взвеселилося сердце.
Быстро старец Приам на блестящую стал колесницу,
Портиком гулким погнал через ворота коней быстроногих;
Мулы пошли впереди под повозкой четыреколесной;
Ими разумный Идей управлял, позади же за ними —
Кони, которых Приам престарелый, бичом подгоняя,
Быстро погнал через город. Друзья провожали Приама,
Сильно печалясь о нем, как будто бы на смерть он ехал.
После того, как спустились из города вниз на равнину,
Царские все сыновья и зятья воротились обратно
В Трою родную. Но сами они не укрылись от Зевса.
В поле он их увидал и исполнился жалости к старцу.
К милому сыну Гермесу с такой обратился он речью:
«Более прочих, Гермес, ты привык и всех более любишь
Смертному спутником быть и внимать, кому пожелаешь.
Встань и иди, и Приама к судам мореходным ахейцев
Так проводи, чтоб никто не увидел, никто не заметил
Из остальных аргивян, пока не придет к Ахиллесу».
Так он сказал, и вожатый послушался Аргоубийца.
Тотчас к ногам он своим привязал золотые подошвы
Амвросиальные, всюду его с дуновением ветра
И над землей беспредельной носившие, и над водою.
Жезл захватил, которым глаза усыпляет он смертных,
Если захочет, других же, заснувших, от сна пробуждает.
Аргоубийца могучий с жезлом тем с Олимпа понесся,
Вмиг Геллеспонта достиг и широкой троянской равнины
И зашагал по земле, царевича образ принявши
С первым пушком на губах, — прелестнейший в юности возраст!
Оба же те миновали могилу высокую Ила.
Мулов они и коней удержали у берега речки,
Чтоб попоить их. Уж сумрак вечерний на землю спустился.
Близко вдруг перед собою Гермеса увидев, глашатай
Тотчас заметил его, обратился к Приаму и молвил:
«Остерегись, Дарданид! Осторожности требует дело:
Мужа я вижу; мне кажется, он уничтожить нас хочет!
Прочь унесемся скорей на конях иль, к нему подошедши,
Мужу обнимем колени и будем молить о пощаде!»
Так говорил он. Смутился старик, испугался ужасно.
Дыбом волосы встали на сгорбленном старческом теле.
Оцепеневши стоял он. К нему подошел Благодавец,
За руку взял старика, и спрашивать начал, и молвил:
«Ты куда это гонишь, отец, этих коней и мулов с повозкой
Чрез амвросийную ночь, когда все покоятся люди?
И неужель не боишься ты дышащих силой ахейцев,
Так находящихся близко, такой к вам горящих враждою?
Если б тебя кто увидел, как быстрою темною ночью
Столько везешь ты сокровищ, то что б ты почувствовал в сердце?
Сам ты не молод, и старец такой же тебя провожает.
Как же вы справитесь с первым, кто вас пожелает обидеть?
Я же тебе ничего не сделаю злого, охотно
И от других защищу: на отца моего ты походишь».
Старец Приам боговидный на это ответил Гермесу:
«Все так и есть, дитя мое милое, как говоришь ты!
