— Боже мой, боже мой… что я наделал. Дрянь, неблагодарная дрянь… — Он принялся чем-то колотить по полу, надеюсь, все-таки кулаком, хотя, может, и головой.
Я стояла в темноте, прижимаясь к Берсеньеву, и прикидывала, как отреагирует хозяин, если ему сейчас придет охота заглянуть в туалет. Но у Юдина такой мысли не возникло. Он тяжело поднялся и побрел в комнату.
— Как удачно мы зашли, — шепнул Берсеньев, находя в ситуации что-то в высшей степени забавное, в темноте я не могла видеть его лица, но чувствовала, что он ухмыляется.
С моей точки зрения, нам следовало поскорее отсюда выметаться. Однако Берсеньев решил иначе. Открыл дверь, вышел в коридор, не заботясь о том, чтобы соблюдать тишину, и направился следом за хозяином. Я растерянно смотрела то на его спину, то на входную дверь, но тут он заговорил, и спешить к выходу уже не имело смысла.
— Добрый вечер, Максим Игоревич, — ласково пропел Берсеньев.
Я ускорилась и одновременно с ним вошла в комнату, просторную, выполнявшую функции кухни и гостиной. Юдин в этот момент стоял возле стола, вцепившись в него двумя руками, словно боялся, что без поддержки рухнет на пол. Вероятно, так и было. Услышав голос Берсеньева, он едва не подпрыгнул, резко повернулся и в ужасе на нас уставился. Однако очень скоро выражение его лица сменилось, теперь он смотрел с недоумением.
— Возвращались от друзей, — как ни в чем не бывало продолжил Берсеньев. — И решили вас проведать.
— Спасибо, — пробормотал Юдин, переводя взгляд с меня на моего спутника.
— Как себя чувствуете?
Юдин пожал плечами, он все еще пребывал в замешательстве и предпочел отмалчиваться.
— Женщина, с которой мы столкнулись на крыльце, ваша соседка? — с улыбкой спросил Берсеньев.
— Да, зашла проверить, как я, — откашлявшись, смог произнести Юдин. — Некоторые люди не понимают, что иногда лучше оставить человека в покое.
— Извините за наше внезапное вторжение, — вроде бы смутился Сергей Львович. — Конечно, мне стоило позвонить. Пять минут, и мы уходим. Как продвигается расследование? Подозреваемые уже появились?
— Ничего нового. — Юдин вновь вцепился в стол, да так, что костяшки пальцев побелели. Взгляд его испуганно метался, хоть он и силился выглядеть спокойным.
— Вам вопросами очень докучают?
— Я готов часами отвечать на вопросы, лишь бы помочь следствию, — ответил он с достоинством.
— Да-да, конечно, понимаю. Что ж, были рады вас повидать. — Берсеньев дружески улыбнулся и потянул меня к выходу.
На сей раз мы воспользовались калиткой, дошли до конца забора и свернули к лесу.
— Ну, вот, — сказал мой спутник. — У мужика был повод избавиться от супруги и имелась возможность это сделать. Домик очень удачно расположен, на передвижения хозяина вряд ли кто из местных обратит внимание.
— Повод и возможность, конечно, были, но это не значит, что убил он.
— Да? А мне показалось, что его слова звучали почти признанием.
— Креститься надо, когда кажется.
— Ты по-прежнему считаешь, что интеллигентные люди не убивают? — спросил Берсеньев со смешком.
— Я по-прежнему считаю, что нужны доказательства.
— Будут тебе доказательства, будут. Прочешем улицы в районе редакции и непременно накопаем что-нибудь интересное.
— А менты, конечно, до этого не додумались, — съязвила я.
— Менты ленивы. К тому же в таком деле важно правильно сформулировать вопрос. В данном случае звучать он должен так: не заметили ли вы «Шеви Ниву» в то время, когда было совершено убийство?
— До этого менты точно не додумаются, — восхитилась я.
— Хватит брюзжать. Если я говорю, что результат будет, просто наберись терпения.
Мы прошли к машине, и Берсеньев джентльменски распахнул передо мной дверь.
— Уж очень ты стараешься, — буркнула я. — Торопишься спихнуть убийство на Юдина? Может, стоит вернуться к моей версии?
— Что покойницу придушил я? Ты знаешь куда больше, чем она могла бы узнать при всем желании, а я до сих пор тебя не придушил. Хотя следовало бы. Я же говорил, что испытываю к тебе непреодолимую слабость.
— Потому что я на нее похожа? — неуверенно спросила я.
— На кого? — хмыкнул Берсеньев.
— На женщину, которую ты любил.
Он с дурашливым видом почесал затылок.
— Вообще-то не похожа. Она куда умнее. И красивее. Правда, здесь дело вкуса. Скажи мне лучше, что там с твоим Стасом? Он не из тех парней, что легко отступятся. Такие, как он, стенку лбом прошибут, а своего добьются.
— Голову беречь надо. А я ему не очень-то и нужна.
— Это он так решил или ты? Дура, — подождав немного и ничего не дождавшись, сказал Берсеньев. — Это же надо с таким упоением портить себе жизнь. Славке ты дала от ворот поворот, следовательно, вашему счастью ничто не мешает.
— У Стаса есть жена, — теряясь в догадках, зачем это делаю, ответила я.
— Так ты о ее интересах печешься? Или простить не можешь парню прежние грехи?
— Вот сейчас все брошу и начну тебе рассказывать, — разозлилась я, но злилась, конечно, на себя. К чему этот разговор, и так на душе кошки скребут, да и собеседник не самый подходящий.
— Ясно, — хмыкнул Сергей Львович. — Счастье тебе на фиг не нужно. Страдать куда приятнее. Ну и его заставить помучиться.
Только я собралась послать его к черту, как в зеркале заднего вида заметила джип. Он следовал за нами на значительном расстоянии.
— Откуда он взялся? — вслух подумала я, ехали мы по той самой дороге, которую не так давно обнаружили, и появление джипа слегка насторожило.
— Едет себе человек по своим делам, — равнодушно отозвался Берсеньев.
— Да? Значит, на этот раз раздавать тумаки ты не собираешься?
— Смысла не вижу. Если он и по нашу душу, то вряд ли со злодейскими помыслами.
— Откуда такая уверенность?
— Проявил интерес к парню, который за нами по городу катался. Оказалось, он из охранной конторы. Сегодня мы встретились и поболтали немного.
— Представляю, — фыркнула я.
— Поговорили вполне мирно. Выяснилось, что кто-то всерьез озаботился твоей безопасностью. Фамилию клиента он мне не назвал, да я и не особенно настаивал.
— Кто озаботился? — растерялась я и подумала вслух: — Димка?
— Может, и Димка.
— Завтра встречусь с ним и избавлю от глупых мыслей.
— Не стоит. Пусть выбрасывает деньги на ветер в свое удовольствие. Да и мне спокойнее. Опять же он, скорее всего, выразит удивление и пойдет в глухой отказ.
