— Вы вожделели меня! И здесь не было ничего возвышенного, — бросила она в ответ. — И даже тогда, когда та нежная юная девушка стала вашей королевой, вы не удовлетворились и не стали себя вести пристойно. Вы пожелали снова вломиться в мою постель, хотя и знали, что это навлечет на меня беду. Я умоляла вас не разрушать мой брак с Патриком Лесли, а когда он застал вас за вашим постыдным делом, то вы представили все хуже, чем было на самом деле. Но, Джеми, я прощаю вам это, потому что, вынужденная бежать от вашей жестокости, я нашла Френсиса Хепберна. И влюбилась. Он стоит сотни таких, как вы, Джеми. И хотя вам и удалось оторвать нас друг от друга, даже смерть не прервет нашей любви, потому что она величественнее всех проклятых Стюартов.
Катриона отвернулась. А король Джеймс был ошеломлен ее яростью.
— Кат… — Он впервые произнес ее имя с нежностью. — Кат, любовь моя, не отворачивайся от меня. Я так жаждал тебя все эти месяцы. — Он тронул ее за плечо, и она вздрогнула.
— Во имя милосердия, Джеми, не прикасайся ко мне.
Ты мне отвратителен.
Его рука поднялась и погладила блестящие темно-золотистые, заплетенные в косу волосы, которые графиня скрепила лентой.
— Прекрасные мягкие волосы. Помню, как они рассыпались по подушкам, когда я любил тебя. Или, подобно блестящей занавеси, ниспадали вокруг нас на постели. Они такие чудесные, такие чудесные, — ласково шептал король.
И тогда Катриона резко повернулась к нему, а он, очарованный, еще не веря своим глазам, увидел, как графиня протянула руку к безделушкам, что свисали у нее с пояса, и выхватила маленькие золотые ножницы. И прежде чем Джеймс успел остановить ее, Кат обрезала свою бережно заплетенную косу над самой лентой.
— Если тебе так нравятся мои волосы, Джеми, то получи же их, ибо это все, что ты когда-нибудь еще получишь от Катрионы Лесли!
Она бросила этот золотистый клубок прямо в короля.
Лицо ее горело презрением.
Монарх в ужасе отпрянул. И именно в этот миг в кабинет вошел граф Гленкерк. Какое-то мгновение Джеймс и Патрик стояли бок о бок. Увидев их вместе, Катриона почувствовала, как неистово забилось ее сердце. Гленкерк первым понял, что ее испугало, и, прыгнув через разделявшее их расстояние, успел подхватить жену прежде, чем та осела в глубоком обмороке. Но он еще услышал ее крик:
— Френсис! Помоги!
Подняв Катриону на руки, Патрик сказал:
— Добрый день, Джеми. Когда Катриона оправится и сможет перенести дорогу, я увезу ее домой в Гленкерк.
Если вы попытаетесь остановить меня, то, клянусь, я сам верну ее Ботвеллу, и к дьяволу все, что вы придумали!
Но Джеймс молчал. Он только во все глаза смотрел на шелковистую косу, оказавшуюся у него в руках. А Патрик Лесли, следуя за пажом, перенес свою все еще не пришедшую в сознание супругу в экипаж и приказал кучеру быстрее ехать в их эдинбургский дом. Там миссис Керр, увидев пропавшую хозяйку, сочувственно закудахтала и помогла раздеть ее и уложить в постель.
Вскоре Патрик с облегчением увидел, что жена просто глубоко спала. Заметил он и другое: как сильно Катриона была измучена — и душевно, и физически, хотя лорд Хоум и сообщил ему об этом, когда они покидали дворец. Весь день Гленкерк просидел возле кровати спящей жены, наблюдая за ней. Он начал понимать, насколько глубока была ее любовь к Френсису Хепберну. И слыша, как Катриона разговаривает во сне, Патрик испытывал безумную печаль. Он не был уверен, что когда-нибудь снова сумеет завоевать эту женщину, он только еще раз осознал, как сильно любит ее.
Ближе к вечеру Гленкерк увидел, что Катриона скоро проснется. Выйдя в верхний холл, он позвал миссис Керр и велел принести поднос с каплуном, хлебом и маслом вместе с небольшим графинчиком сладкого белого вина. Когда Катриона открыла глаза, то увидела, как Патрик идет через комнату с подносом в руках.
— Добрый день, голубка, — нежно сказал он. — Как ты себя чувствуешь?
— Сколько я спала?
— Часов десять.
Поставив поднос на стол у кровати, Гленкерк взбил пуховые подушки и помог Катрионе сесть.
— Миссис Керр собрала тебе этот поднос. — Он поставил его жене на колени.
— Убери, я не могу есть.
Патрик пододвинул к кровати стул и сел. Он поднес крылышко каплуна к самому носу своей печальной супруги.
— Лорд Хоум сказал мне, что за всю дорогу с пограничья ты и крошки в рот не взяла. Скажи, когда ты ела в последний раз?
— Две ночи назад. — Катриона произнесла это так тихо, что граф едва расслышал.
— Ешь, — сказал он мягко.
Катриона подняла голову и внимательно посмотрела на мужа. Ее прелестные глаза наполнились слезами, которые потоком выплеснулись и разлились по щекам. Патрик сразу отложил крыло, которое еще держал в руке, и обнял Катриону. Он почувствовал, как женское тело в его объятиях стало жестким, но предпочел не заметить этого.
— Плачь! — приказал он. — Проклятие, Кат, плачь!
И тогда великое горе, которое эта женщина сдерживала в себе, разорвало ее душу и выплеснулось наружу. Она плакала, пока глаза ее не покраснели и не распухли и пока не осталось сил даже плакать.
И все это время Патрик сильно и бережно обнимал жену, что-то нежно бормоча ей вполголоса. А когда Катриона наконец затихла, он отодвинул ее от себя и шелковым платком вытер ее залитое слезами лицо. Однако стоило графу попытаться вытереть и мокрый нос, как она с гневом вырвала платок у него из рук.
— Я не дитя, Гленкерк!
— Нет, — согласно кивнул он, — не дитя.
— Боже мой! И как же ты можешь хотеть меня обратно, — возмущенно бросила Кат, — если знаешь, что я люблю его? И всегда буду любить только его!
Схватив графинчик, она плеснула себе вина. Дерзкий взгляд, брошенный Патрику, принадлежал настоящей Катрионе. Граф рассмеялся.
— Не напивайся, пока не поешь.
Гленкерк убрал графин с подноса и поставил на стол.
Шагнув к двери, он снова позвал миссис Керр, и та вскоре принесла новый поднос, плотно уставленный сырыми устрицами, ломтями окорока, артишоками в масле, разнообразными бутербродами, яблоками, медовыми сотами.
Венчал все кувшин красного вина.
Графиня опасливо наблюдала, как муж с удовольствием поглощал всю эту снедь, сама же она заставила себя съесть кусок каплуна и немного хлеба с маслом. Зная ее склонность к сладкому, Патрик положил жене на тарелку медовых сот и обрадовался, когда она съела. А затем, выпив весь графинчик белого вина, она взяла кувшин с красным и наполнила свой бокал доверху. Патрик поднялся и забрал вино из ее рук.
— Тебе будет плохо. Кат, и нет ничего отвратительнее, чем спать с пьяной женщиной, Графиня широко открыла глаза.
— Уж не хочешь ли ты спать в этой постелив Нет! Нет!
