Он сузил глаза. Зрелище было чуточку странноватое: дражайший
Павел Петрович на глазах о т м я к. Расслабился. Почти что повеселел, и из его
груди едва не вырвался вздох облегчения...
Ну, никакой тут загадки не было для человека с некоторым
житейским опытом. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы моментально доискаться
до отгадки: лысый накосячил не в одном месте, черт-те сколько народу, надо
полагать, имели к нему схожие претензии. И ожидал он чего-то гораздо худшего.
Претензий, на фоне которых должок Ильхану выглядел едва ли
не пустячком...
– Ах, Ильхан... – сказал лысый врастяжку, не в силах
подавить на роже отблески того самого несказанного облегчения, – ну...
– Было?
– Ну...
– Знаешь, Пашуня, что меня в тебе удручает? – спросил
Мазур без улыбки. – Дешевизна твоя, родной. Ты у Ильхана зажулил всего-то
четыреста тысяч баксов. Всего-то! Где-нибудь в Урюпинске это несказанное
состояние, но для Москвы, рассуждая здраво, такой мизер, что противно делается.
Копейки это для Москвы, финансовой столицы нашей малехо съежившейся Родины...
Грубо прикидывая, сотки четыре землицы в Барвихе. Качественная немецкая машина.
Не самая богатая квартирка. И так далее... Копейки, Паша! Тебе не совестно так
крохоборничать?
– Копейка рубль бережет, – глядя исподлобья, отозвался
лысый.
– Ага, – сказал Мазур, – поганая, но все же
философия... Паш, она у тебя прокатывала, когда меня не было в окрестностях. Но
теперь-то я есть. И бабки ты Ильхану отдашь. Чтоб я так жил...
– А вы, собственно, от кого будете? – спросил лысый с
видом человека, в чьей голове уже щелкает примитивный компьютер. – И кто
за вас может слово сказать? Ну, и все такое прочее... Сами понимаете. Не
похоже, что первый раз такое крутите...
Мазур встал, обошел стол и присел на его краешек, нависнув
над невольно отшатнувшимся лысиком:
– Я, Паша, самая страшная фигура на доске, – сказал он
серьезно и веско. – Самая жуткая персона. Я – отморозок... Врубаешься?
Давай-ка откровенно. Если договоримся по-хорошему, ты все равно никому не
пискнешь, а если выйдет по-плохому, то жаловаться ты на меня сможешь
исключительно с того света, – а это сложная и проблематичная процедура,
которая, если знатокам верить, одному из тысячи удается... Я, Паша,
классический, патентованный, заматерелый советский спецназ. Только не говори,
что не слыхивал про такую разновидность гомо сапиенса... Да черт, я тебе больше
скажу, точнее, продемонстрирую...
Он достал свое служебное удостоверение – немалых размеров, в
темно-вишневой обложечке, раскрыл и подержал перед лицом собеседника. Уточнил:
– Там, конечно, далеко не все написано, но главное ты, я
думаю, ухватил...
В самом деле, там, пусть и без уточнений, значилось место
службы. И воинское звание контр-адмирала там тоже значилось. Выждав с
полминуты, Мазур закрыл удостоверение, спрятал во внутренний карман куртки и
сказал:
– Никакая это не липа, Паша. Оно настоящее. Отморозок я,
милый. Оголодавший спецназ, который однажды подумал, что пора и свой кусок
пирога отхряпать в этой путаной жизни. – Он наклонился, сграбастал лысого
за отвороты шикарного халата и притянул поближе, так что их лица почти
соприкасались: – Уяснил?
В в а ш у систему я не вхож. Понятия ваши для меня – дерьмо.
И не стану я прикидывать, кто круче: Вася Горбатый, или там Джабра, или Кривой.
Мне по херу. Достать меня трудновато. Я полжизни людей резал везде, куда
посылали, а потому отношение к смерти у меня наплевательское. Не боюсь я ни
хрена. Разучился. Сказал как-то мудрый человек: когда ты жив, смерти нет. А
когда она придет, тебя не будет. Понял? А самое-то главное, Паша... Не та ты
персона, чтобы из-за тебя серьезные люди начали доставать такого, как я. Да к
тому ж ты кругом не прав, а это тоже влияет... Долг на тебе неправедный, кругом
ты не прав и прекрасно это понимаешь...
Довольно долго стояло напряженное, тяжелое молчание. Потом
лысый сказал:
– Обсудить вообще-то можно...
Мазур его ударил – легонько, звонко, так, чтобы больно было
не на шутку, но недолго. Выпустив халат, встал и вернулся на свое место. Бросил
свысока:
– Ничего мы с тобой, скотина, не будем «обсуждать». Я
говорю, а ты слушаешь и выполняешь. Пугать страшными рассказами о том, как
тянут кишки через жопу, я тебя не буду – к чему долгая болтовня? Мы не в Думе,
и я не Гришка Явлинский... Смотри сюда. Вон тот обаятельный молодой человек,
что стоит у тебя за спиной, эту штуку вставит тебе в жопу.
Он достал блестящий металлический цилиндр не особенно и
жуткого вида – сантиметров тридцать в длину и диаметром с палец. Перегнулся
через стол, поднес загадочный предмет к глазам лысого и безмятежно продолжал:
– А когда вставит на всю длину, кнопочку нажмет...
И нажал кнопку на торце. Цилиндр мгновенно ощетинился
множеством стальных иголок. Мазур продолжал преспокойно:
– Как легко догадаться, все это тебе моментально вонзится в
кишки и куда там еще придется. Сорок с чем-то лезвий, можешь не пересчитывать.
Ни один доктор, будь он хоть Господь Бог, тебя потом не зашьет. А самое
смешное, что после того как ежик раскроется, ты еще проживешь достаточно долго,
чтобы подписать целую кучу бумаг. Движимый одним-единственным желанием: чтобы
эту штуку у тебя из задницы не выдергивали со всей силушки... Только, как ты,
должно быть, понимаешь, ты уже при таком раскладе не долг вернешь с процентами,
а все движимое и недвижимое отдашь. И даже если мы благородно не станем
выдирать из тебя е р ш а, подохнешь ты через денек-другой в больничке... Скажу
честно: я это не сам придумал. Не такая уж у меня богатая фантазия. Просто от
нечего делать в дороге пролистал какой-то боевичок в мягкой обложке. Там как
раз такую штуку грозились вставить главной героине, если она какие-то там
жуткие тайны не выдаст. Ты, конечно, не девка, но какая разница? Принцип
действия тот же, оно и в заднице прекрасно сработает с тем же эффектом...
Он нажал кнопочку – лезвия спрятались. Нажал – выскочили.
Поводил перед лицом собеседника и удовлетворенно улыбнулся, глядя, как тот
бледнеет и потеет. Деловито сказал:
– Предположим самое худшее: ты окажешься упрямым и сдохнешь,
ничего не подписав. Ну что ж, для меня и этот вариант не так уж плох. Я,
конечно, потеряю свои проценты, законное вознаграждение за труды, но вот репутации
моей это пойдет на пользу: следующий клиент будет знать, что со мной шутки
плохи. Я ж совсем недавно в этом веселом бизнесе, Пашуня, мне слабину давать
никак нельзя – нужно побыстрее зарабатывать репутацию человека, у которого не
забалуешь... Но ты-то при любом раскладе сдохнешь. И все, что ты болтать будешь
окружающим перед смертью, меня не интересует. По-твоему, я такой дурак, что
заранее о железном алиби не позаботился? А впрочем, пред тем как тебя выкинуть
на обочине, тебе для надежности и язык можно отрезать, это в две секунды
делается... И по пальцам булыжничком пройтись, чтоб писать не смог... –
Мазур не глядя отложил ощетинившийся жуткими лезвиями предмет на стол,
наклонился, уперся немигающим взглядом: – Кудрявый, ты ж человек в годах, пожил
и видывал немало. Посмотри в мои добрые усталые глаза и сам реши, пугаю я тебя
или просто излагаю реальную перспективу... Ну, хрюкни что-нибудь, что ты
молчишь, как засватанный?
