* * *
На следующий день Эле забрала девушку с собой в баню. Даша сидела до вечера в просторной, влажной и полной болтливых женщин зале. Здесь посетительницам предлагалось много услуг. Стригли, красили, массаж делали, настойку наливали, снадобья рекламировали. Писарские услуги, кроме перетрусившей Даши, предлагали еще две женщины. Одна из писарш была совсем слепая, другая больше, чем письмом, персиковой наливкой увлекалась. За день Даша выполнила шесть заказов, в основном корябала любовные записки. Некоторые выражения, которые требовалось изложить, были настолько «личными», что приходилось крепко задумываться, как бы их выдержала бумага. Строго соблюдая инструкции хозяйки, Даша не спешила, выписывала буквы медленно, со значением и не очень заботясь о красоте почерка. Впрочем, тупое перо и отвратительные чернила к каллиграфии совершенно не располагали.
К вечеру у Даши набралось денежной меди больше чем на «корону». Бани начали пустеть, и к девушке подошла Эле. Даша высыпала ей монетки. Хозяйка взвесила медь, фыркнула:
— Ха, это тебе не Вас-Васу задницу чесать. Что ты мне сыплешь? Не знаешь, где у нас дома деньги лежат? Иди, ополоснись, в дальнем бассейне вода почище осталась.
Они возвращались домой, и Эле вздыхала:
— Что ты за девка такая? Языком бы разок шевельнула — мы бы уже крышу успели перекрыть. Ой, дура! Ты только хлюпать опять не вздумай. Работать будешь через день. Если чернила нужны или перья — покупай с умом. Инструмент, как оружие, — должен быть хорошим.
— Доску бы для письма, — неуверенно сказала Даша. — На лавке писать неудобно.
— Думай, думай, — подбодрила Эле. — Хватит за чужой спиной сидеть. Выздоравливай…
* * *
Доску для письма Даша нашла и обстругала сама. Подсмотрела у конкуренток, как правильно точить перья. Бизнес пошел, клиенток хватало, молодая писарша записывала, что говорили, с жизненными советами не лезла, почерк имела разборчивый. Ходить в бани на целый день Даша перестала, все равно горожанки предпочитали заниматься интимной перепиской днем, пока мужья в лавках и на службе. Вообще, сидеть в бане было нескучно, все равно как разом десяток радиоканалов слушаешь. Дамы не слишком стеснялись, иногда Даше казалось, что она в курсе любовных переживаний доброй половины женского населения Каннута. К вечеру даже голова начинала гудеть.
Даша пообвыклась, здоровалась с постоянными посетительницами, с банщицами и «стукачками» из городской стражи. Знакомым писала письма и жалобы с хорошей скидкой, что заметно прибавляло популярности.
— Тебе, Даша-Аша, не в бане сидеть нужно, — задумчиво сказала Эле как-то вечером. — Ты не просто грамотная, а по-настоящему. Вот я только свою подпись царапать умею. Больше ничему так и не научилась. Эх, лет пять назад я бы тебе теплое местечко нашла. Теперь-то мои рекомендации какой вес имеют — голубиное дерьмо их перетянет. Дура я, еще похуже тебя.
— Совсем ты не дура, — возразила Даша, убирая со стола. — А читать я тебя могу научить.
— Да зачем мне? Была бы не дура — обе руки имела. Все бы тогда по-другому пошло. — Эле резко замолчала.
Даша хорошо знала, что хозяйку в таком настроении лучше не трогать.
* * *
Дней через двенадцать пришел в гости Костяк. Принес полмешка пшеничной муки и мешочек подмоченной и окаменевшей, но жутко дорогой белой морской соли. Судя по смешной цене, соль он стащил. Даша на этом внимание заострять не стала. Рассказала о своих писарских успехах. Лохматый расспрашивал, но без всяких вредных намеков на то, каким местом подружка раньше думала. Даша о собственной глупости и сама вспоминала с досадой.
Правую руку, сидя за столом, Костяк явно оберегал.
— Что у тебя с рукой? — поинтересовалась девушка.
— Да свалка у нас там вышла. — Лохматый осторожно подвигал плечом. — Напали с берега, обстреляли. Народ разный, многие в панику ударились. Меня вот веслом задели по-глупому.
— А говорил — не воином идешь. Стоило из-за муки рисковать?
— Без риска не проживешь, — убежденно сказал Лохматый. — Что на реке рискуешь, что здесь. Кроме муки на барках затопленных много чего полезного нашлось. И знаешь, Даша-Аша, наверное, скоро в городе беспокойно станет. Я имею в виду не «деловым», а всем. К войне дело, похоже, идет.
— С кем война? — изумилась Даша. — В банях об этом ни слова не говорят.
Костяк засмеялся:
— Так об этом даже в мужских банях пока помалкивают. А вот по реке серьезные слухи идут. Ты об этом Эле намекни. Она баба опытная, ей полезно будет знать…
Вечером Даша поговорила с хозяйкой. Эле высказалась в том духе, что времен, когда о войне не болтают, вообще не бывает. Тем не менее, к сообщению Лохматого отнеслась, серьезно, что несколько удивило Дашу. Договорились подумать и на всякий случай запастись самым необходимым, пока цены не подскочили.
* * *
Уже прошли первые дожди, но солнце еще сияло. Даша с Лохматым отправилась на реку. Искупались в ставшей чуть прохладней реке. Девушка разложила еду. На этот раз было чем полакомиться — и пирог со свининой, и маленькие жареные пирожки, и даже баклажка с пивом.
— Зазнаешься теперь. Точно за меня замуж не выйдешь, — заметил Костяк, разрезая арбуз.
— Помолчи уж лучше, речной воин, веслом двинутый, — посоветовала Даша.
— Не, из меня воин плохой. Пусть король своих лордов под знамена ставит. Они благородные, им мечами махать — одно развлечение.
— А как же родные стены, честь города, милость королевская и награды боевые? — поинтересовалась девушка.
— Нет, не уговаривай — это не по моей части. — Лохматый улыбнулся. — Стен у меня своих не имеется. Город чужой. Бабка здесь — да и та не родная. Я ей тридцать «корон» отвалил, чтобы меня внуком признала. Так что я вроде по закону каннутский, но кровь лить за славный город спешить не буду.
— А до бабки ты чей был?
— До бабки и выправленной бумаги числился я бродягой, и меня ребята Гвоздя прикрывали. А до этого меня еще мальцом вышвырнули с проходящей барки. Подыхал я от болезни какой-то грудной. Не подох, но откуда и куда та барка шла — и я не помню, и никто уже не помнит. Так что я вроде тебя — непонятно кто. — Лохматый жизнерадостно подмигнул.
— А грамоте тебя бабка научила в счет тех «корон»? — поинтересовалась Даша.
— Нет, бабка только до тридцати считать умеет, — засмеялся Костяк. — Мне с этим повезло. Гражданство Каннута вещь недешевая. Грамоте я сам учился. Два года мучился. Не жалею — очень полезная вещь. Мне один умный парень посоветовал — ох и ловкий тип был, даром что одноглазый.
— Прирезали, небось, твоего умника одноглазого, — пробурчала Даша.
— Почему прирезали? Он здесь проездом был, с женой и товарищем. Дружок у него, между прочим, — морской дарк. Я с ним не раз, как с тобой, болтал. Человек-лягушка, у нас таких не встретишь. Ну, подзаработали они здесь и на север подались. Наверное, уже разбогател одноглазый, как король. Хитрости необыкновенной парень.
