И ни одно место не показалось ей достаточно безопасным,
чтобы доверить ему такую тревожную вещь, как пистолет. В результате Лена не
нашла ничего лучшего, как прихватить пистолет с собой, чтобы теперь пожалеть об
этом. Хотя большеголовый мент и не выглядел угрожающим, но кто знает, что
придет ему в голову.
В любом случае обыскивать себя она не даст.
Укрепившись в этой здравой мысли, Лена решительно
направилась к Светане.
— Слушай, возьми у Гжеся ключи от машины… —
приблизившись к Светане и милиционеру на расстояние трагического полушепота,
сказала она. — Не хочу подходить к этим скотам…
— Думаешь, я горю желанием? — проворчала Светаня и
на секунду задумалась.
И по ее виду стало понятно, что разговор с милиционером она
воспринимает с еще меньшим энтузиазмом, чем перспективу близких контактов с
Гжесем и упившимся вдрабадан муженьком.
— Ладно, сейчас схожу, — наконец-то снизошла
она. — А ты поговори пока с представителем власти. У него для нас имеется
информация… Рекомендую, лейтенант, лучшая подруга покойной Афины. Ей будет
интересно все, что вы скажете…
Выплюнув изо рта эту тираду, Светаня — едва ли не с низкого
старта — сорвалась с места и прошмыгнула мимо Лены со скоростью цунами.
Очевидно, цунами задел и лейтенанта: спина его мелко затряслась, а фуражка самопроизвольно
съехала на затылок.
— Я вас слушаю, — обреченно воззвала к фуражке
Лена: не очень-то вежливо пялиться на женщину сутулой спиной, не очень-то
вежливо.
Недоделанный райцентровский лейтенантишко и сам понял это.
Через секунду он повернулся и…
Даже если бы сейчас из гроба восстала Афа, Лена поразилась
бы меньше.
Прямо перед ней, переминаясь с ноги на ногу, стоял недавно
сбитый ею на шоссе буйнопомешанный Гурий. Но вместо смирительной рубашки на нем
красовался кителек и мелкотравчатые погоны.
— Вы?! — Лена даже зажмурилась в детской надежде,
что Гурий растворится в воздухе. — Это вы!.. Какого черта… Я так и знала,
что добром не кончится.
— Лейтенант Ягодников, — пробубнил неудавшийся
пациент психиатрической клиники.
Лена все еще не могла поверить в реальность происходящего.
— Черт! Только со мной могло это случиться…
Действительно, черт.
Достойное пополнение запасников милицейской галереи. И это
пополнение вполне способно затмить все предыдущие. Она пропала, неизвестно,
какая еще эксцентрическая идея придет в голову этому дауну при исполнении. Ему
ничего не стоит организовать привод в отделение со всеми вытекающими, включая
шмон личных вещей.
И шмон этот будет весьма красноречивым, если учесть
содержимое Лениного рюкзака.
Нет, она не даст себя обыскивать, во всяком случае, не
этому… Этому… Только через ее труп, только ее трупа сейчас и не хватает… Но
даже если она выживет… В любом случае перспектива еще одного лобового
столкновения с поклонником мумифицировавшейся эстрадной дивы была такой
безрадостной, что Лена нервно рассмеялась.
— Что же вы от меня хотите? — спросила она. —
Арестовать? Посадить в кутузку за наезд?
Если бы только за наезд! Если бы только за наезд, о
господи!.. Но Гурий, казалось, пропустил Ленине замечание мимо ушей.
А то, что он произнес через секунду…
— Я хотел бы поговорить с вами об Афине
Филипаки, — сказал он.
— Вы?! Вы-то к Афе каким боком? — не удержалась
Лена.
— Как вы сказали?
— Какое вы имеете отношение к Афине?..
— Я веду ее дело, — прогнусил Гурий, слегка
раздувшись от собственной значимости. И даже детские погончики на его кургузом
кительке стали колом.
— Только не это!..
Только не это, господи!.. Если бы сейчас произошло
невероятное и Афа все-таки восстала бы из гроба, она немедленно плюхнулась бы
обратно. И умерла бы во второй раз. Потому что пережить этого клинического
идиота, меланхолично жующего силос из улик и версий, невозможно. Да и не нужно
обладать буйным воображением, чтобы представить качество этого силоса. Афа,
Афа, видимо, твои дела и правда из рук вон, если уж тебя передали на попечение
такому типу.
Святотатство. Вандализм. Надругательство.
— Я хотел бы поговорить… Тем не менее… — снова напомнил
о себе осквернитель праха.
Очевидно, Ленины глаза отразились в ягодниковских зрачках:
на их мутном, засиженном обломками игрушечных яхт дне явственно проступила
цитатка из раннего творчества дивы: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего
никому не скажу».
Ей бы сейчас развернуться и уйти, но нет никаких гарантий,
что дохляк Гурий не ухватится за рюкзак, как совсем недавно за него ухватился
Пашка. А рюкзак, до недавнего времени служивший Лене верой и правдой, как
оказалось, живет своей тайной жизнью и привечает что ни попадя.
И в следующий раз она вполне может обнаружить там гранатомет.
Или тактическую ракету с ядерной боеголовкой. Или сбившееся с курса звено
бомбардировщиков «Стелле». Нет, на рюкзак, как и на профессионального жиголо,
положиться невозможно.
Придя к таким неутешительным выводам, Лена решила, что
дешевле будет все-таки поддержать беседу, начатую Гурием.
— Есть подвижки? — выдавила из себя она.
— Кое-какие…
— Нашли убийцу? — Спрашивать об этом было так же
бесперспективно, как покорять Северный полюс в бикини, ластах и с аквалангом за
спиной.
— Нет.
Ну вот, что и требовалось доказать: в одних бикини Северный
полюс не покоришь.
— Дело в том, что убийства не было…
— Как это — не было? — безмерно удивилась Лена.
Хотя чему тут удивляться, если дело поручили этому недотепе,
этому дурачку-подпаску, перекочевавшему сюда прямиком из пасторали. От
неудобного во всех отношениях трупа хотят отвязаться, никто им и заморачиваться
не будет в заросшей самодовольным провинциальным шиповником глуши. И лучший
способ позабыть о нем — вот этот велосипедный херувим, судомоделист-надомник, по
совместительству оказавшийся еще и лейтенантом милиции.
Ее простодушной ряхой.
Такой ряхе можно поручить разве что волнующее кровь
расследование кражи двух ливрей из костюмерной киностудии «Ленфильм». Или не
менее пафосное дело о порче кресельной обивки в БКЗ «Октябрьский». И — как
венец оперативного доверия — разбор завалов мелкого хулиганства в Ледовом
дворце.
— Произошел несчастный случай. Вы знали, что у нее было
больное сердце? — так же простодушно продолжил Гурий.
— Понятия не имела. Впервые слышу — от вас, —
неожиданно для себя начала заводиться Лена. — Она что — умерла от
сердечного приступа?
