— Знаете, Клавдия Петровна, я, пожалуй, поеду.
— То есть как это? И в дом не зайдешь?
— Мне ведь в Питер возвращаться. Я и так крюк сделала
ради Гурия… Как-нибудь в другой раз.
— И не поужинаешь с нами? — Клавдия Петровна
весьма красноречиво помахала тяпкой, которую держала в руках.
— Не получится. — Лена уже отступала к машине.
— А что Гурию передать?
— Привет, — ляпнула Лена первое, что пришло в
голову. — Я заеду на днях…
— Когда? — не унималась Клавдия. Когда тебя
ждать-то?
— Послезавтра. — На то, чтобы, взвизгнув
тормозами, сорваться с места, у Лены ушло ровно полторы секунды — абсолютный
рекорд автошколы № 4.
В последующие пять минут Лена побила еще несколько рекордов:
ловко обставила «МАЗ», не забыв при этом включить поворотники, прошла на
бреющем в пятидесяти сантиметрах от не ко времени выползшей на дорогу козы и на
ровном участке дороги развила скорость в восемьдесят километров. Она перевела
дух только тогда, когда кошмар по имени Пеники исчез из зеркала заднего вида.
Перевела дух и рассмеялась. Ну и семейка, ничего не скажешь!
Больной на голову сыночек и несчастные родители, не чающие,
кому бы сбагрить такую радость. И на работе пошел на повышение, надо же! Не
иначе как нейтральный диагноз «вялотекущая шизофрения» сменился на
узкопрофильный и многообещающий «истерическое сужение сознания на почве idee
fixe»…
Развить психиатрическую тему не удалось: за Лениной спиной
громко чихнули.
— Правда, — машинально сказала Лена.
Чиханье повторилось.
Что за бред, ведь если чихала не она (а она не чихала!), то
кто может чихать в пустом салоне?! Вцепившись в руль одеревеневшими пальцами и
глядя прямо перед собой, Лена мгновенно перебрала в уме все варианты: от группы
одичавших террористов и маньяка на пленэре до так и не увиденного ею папаши
Гурия с вилами и мотыгой. Что ж, в данной конкретной ситуации она предпочла бы
террористов. С ними еще можно поторговаться. Маньяк, а уж тем более папаша
Гурия — дело другое, от них просто так не отвертишься.
— Кто здесь? — спросила Лена, ногой нащупывая
монтировку, которую Гжесь (умница!) возил специально для таких вот экстренных
случаев.
За спиной было тихо.
— Кто здесь?..
А может, ей просто показалось? После всего того, что
произошло с ней за последние несколько дней, и свихнуться немудрено. Лена
откинулась на сиденье и тихонько засвистела начальные такты увертюры к «Детям
капитана Гранта». Не выпуская, впрочем, из поля зрения монтировки. Когда
мажорные «Дети» закончились, наступил черед минорной «Ой, цветет калина».
Затем последовала никогда не удававшаяся ей рулада
альпийского йодля.
Не удалась она и сейчас. Зато на заднем сиденье кто-то
громко завозился. Резко (в который раз!) нажав на тормоз, Лена остановила
машину. И уставилась в зеркало заднего вида. Черт возьми! На нее в упор
смотрели два глаза: опушенные короткими прямыми ресницами, светло-карие в рыжую
крапинку. Точно такие же глаза были у нее самой. Еще совсем недавно, до
проклятой благословенной пятницы. До того, как она променяла их на мертвого
Романа Валевского.
* * *
…В последнее время Бычьему Сердцу не везло с понятыми.
Непруха началась сразу же после незабвенного коитуса в
чуланчике квартиры с двойным убийством. Бог, науськиваемый сворой целомудренных
апостолов, больше не посылал Бычьему Сердцу грешниц детородного возраста. На
смену им пришли козлоногие сатиры с полинявшей татуировкой «За Ленина, за
Сталина!» на груди.
Не стала исключением и обитель покойного Ромы-балеруна.
Здесь майора Сиверса поджидали два чахлых старикана и один (но довольно
неприятный) сюрприз: квартира Валевского оказалась незапертой. Дверь не
вскрывали, ее отперли ключом, но закрыть почему-то позабыли. Возможно, это был
сам Валевский. Возможно, кто-то другой, что в свете убийства хозяина
приобретало ярко выраженный оттенок взлома. От идеи взлома, впрочем, пришлось
сразу же отказаться. Из квартиры не было унесено ничего: ни дорогая бытовая
техника, ни дорогие вещи, которыми был набит шкаф покойного Валевского.
Фотоаппарат «Nikon» и цифровая видеокамера «Sony» тоже оказались нетронутыми, а
вместе они потянули бы на приличную сумму в несколько тысяч долларов. Еще
несколько тысяч были найдены на одной из полок в шкафу — вместе с россыпью
кредиток, двумя серебряными браслетами, перстнем и цепочкой с
кулоном-монограммой. Затейливое монограммное «АК» моментально воскресило в
памяти Бычьего Сердца образ стервозной балеринки Лики Куницыной. Образ засиял
еще нестерпимее, стоило только майору прослушать автоответчик. В недоеном
вымени автоответчика оказалось ровно двадцать одно сообщение. Пятнадцать из них
не представляли никакого интереса для следствия. Это были деловые звонки,
настойчивые напоминания о встречах, смиренные просьбы об интервью,
легкомысленные приглашения на фуршеты, банкеты и пати. Сюда же затесались
казенные требования сдать книги в библиотеку и взять белье из прачечной. С
остальными шестью сообщениями дело обстояло сложнее. Два из них были изложены
сатанинским английским, еще одно — тонкоголосым тявкающим китайским. Оно
начиналось дурацким «Мосимоси» и заканчивалось не менее дурацким «Огата но
курой суцукэсу дэс». Три других телефонных послания принадлежали одному и тому
же человеку, а именно — Лике Куницыной. Этот голос Бычье Сердце мог узнать из
тысячи голосов. Как оказалось, за то недолгое время, что они виделись,
балеринка успела отпечататься в известняке сиверсовского сердца ископаемым
трилобитом. Довольно агрессивным трилобитом, если исходить из последней тирады.
Бычье Сердце прослушал ее четырежды, и с каждым разом тирада нравилась ему все
больше. "Ты перезвонишь, как же, — верещала балеринка. — Ты уже
два дня перезваниваешь. Если твоя маленькая сучка сейчас под тобой, пусть тоже
послушает, ей полезно. У вас ничего не выйдет с Сильвией, и не надейся. Сильвия
— моя.
Четверг я проглотила, но дольше терпеть эту сучку не
намерена. Ты и так сделал из меня посмешище. Но ты кое о чем забыл, а я помню.
Я молчала, потому что между нами существовало джентльменское соглашение. Но не
думай, что я буду придерживаться его из-за твоей дряни-протеже. Пораскинь
своими поехавшими мозгами, у тебя осталось не так много времени. Можешь считать
это ультиматумом, скотина!"
Вопли Лики Куницыной выводили Бычье Сердце на такой
оперативный простор, что просто дух захватывало. И в этом просторе существовало
сразу несколько воздушных коридоров. Во-первых, сам Роман Валевский, имеющий за
душой какую-то не совсем приятную тайну. Именно этой тайной и шантажировала его
бывшая жена.
Во-вторых, дрянь-протеже, которая прямо из-под носа уволокла
у Куницыной роль.
Имя дряни благодаря стараниям Лу Мартина тоже было известно
Бычьему Сердцу: некая Афина Филипаки. И в-третьих, автор ультиматума Анжелика
Куницына.
