— Двадцать семь камней, — принялась за
арифметические подсчеты Полинька. — Шестнадцать в центре. По пять на
обруче. И самый большой — внизу. Пасхальное яичко … мать! Замок в виде змейки…
Голова служит фермуаром, а хвост — крючком. Все камни, кроме самого большого, —
восьмиугольные, квадратные и овальные… Подонок!!! Так меня подставить!!!
Чарская описала колье с фотографической точностью, но это
ровным счетом ничего не значило.
— Ну что, все верно? — подняв руки кверху и
оборачиваясь ко мне, воскликнула она.
— Все. Но драгоценности часто подделывают. И довольно
точно. Ты имела дело с оригиналом, а теперь получила на руки копию. Вот и все.
— Ты не поняла! — Чарская снова потянулась к
бренди. — Я имела дело конкретно с этой вещью! Фермуар у нее запаян!
Присмотрись.
Я послушно поднесла змейку к глазам, принялась изо всей дури
пялиться на нее и спустя какое-то время заметила тонкий, почти филигранный след
припая.
— Убедилась? В большом камне тоже есть дефект.
Пятнышко. В самой сердцевине.
В наличии имелось и пятнышко, и мне ничего не оставалось,
как заткнуться.
— Я все понимаю, — продолжила свои рассуждения
Чарская. — Можно сделать копию с оригинала. И даже запаять застежку, если
уж добиваешься стопроцентного сходства. Но это ……. гребаное пятно в камне!
Подделать его невозможно!!!
Невозможно.
Тут кинодива права. Камни так же индивидуальны как и
отпечатки пальцев. В этом мы с Монтесумой-Чоколатль уже имели возможность
убедиться после посещения таллинского полицейского департамента.
Эта мысль так взволновала меня, что я тоже решила освежиться
бренди.
— С прошлого года этот недоношенный смычок пугал меня
кассетой и грозился объявить воровкой драгоценностей. А я всего-навсего …….
попалась на фальшивке!
— Действительно, странно. — Я попыталась было
по-дружески чокнуться с Полинькой, но она вдруг не ко времени вспомнила свое
унижение в строительной люльке.
— А ведь и ты тоже, коза драная … ! Ты ведь тоже
пыталась меня шантажировать!
— Не знала… была не в курсе, — как и положено
драной козе, мекнула я. — Но теперь у меня никаких претензий.
— Зато у меня к вашей Чухляндии их куча!
— Правда?
— Святая! У меня интервью послезавтра. Уж я вас так
распишу, хари эстонские, мало не покажется. Жаль, что этот … слоняра хвост
откинул, ему бы первому досталось!
— По-моему, это мелко…
Чарская наконец-то отвлеклась от своих проблем и снова
уставилась на меня. И снова глаза ее загорелись недобрым огнем.
— Значит, мелко? А приходить ко мне на съемочную
площадку, драть с меня три шкуры да еще пытаться шантажировать — это не мелко?
Периферийным зрением я прикинула расстояние до спасительного
кресла. Оно было явно больше, чем расстояние до подсвечника с тремя медными
грациями (и как только Чарская не воспользовалась им до сих пор — уму
непостижимо!)… Если в ход пойдут грации, то мне сильно не поздоровится.
Она ограничилась тем, что плеснула бренди мне в лицо. Точно
так же несколько дней назад поступила и я сама, но тогда вместо бренди
фигурировал кофе.
— Квиты, — Чарская самодовольно улыбнулась. —
— д теперь рассказывай, зачем тебе понадобилось меня шантажировать?
— Разве я тебя шантажировала? Ты сама все придумала. А
я просто хотела узнать о драгоценностях, — слукавила я.
— Да?
— Мне наплевать, что ты там вынула из сейфа… Ты меня
вообще не интересуешь.
— Да? — Чарская недоверчиво хмыкнула. — А ты
сука. Но это даже хорошо. Я сама сука. Причем такая, что ты по сравнению со
мной просто девочка-припевочка. Скажешь, нет?
— Не скажу.
— Вот видишь. Ну, давай накатим. За наше сучье племя…
— А как оно к тебе попало? Колье? — осторожно
спросила я, вытирая остатки бренди с подбородка.
— Я же говорила тебе. Художник по реквизиту. В
следующей … дебильной серии я как раз должна искать … цацки. Ну и параллельно
до дури трахаться с каким-то скачком-самородком, который эти цацки пасет. И
сегодня этот бивень, наш реквизитор …, приносит … футляр. Он, видите ли, его в
антикварном купил, чтобы, так сказать, украсить … эту картину, это «мыло»
гнилое. И придать достоверность событиям.
— И за сколько купил?
— За сто пятьдесят баксов! За сто пятьдесят! … душу в
гроба мать! Лучше бы я всего этого не знала!
— А в каком антикварном?..
Чарская порылась в своем саквояже и достала изрядно помятую
квитанцию, справку о продаже и товарный чек.
— Вот, взяла на память. Приеду в Москву — сортир ими
украшу… Нет, — она наморщила безмятежно-киношный лоб. — Сначала
размножу на ксероксе, а потом уже украшу. До потолка обклею. Чтобы всегда
помнить о собственной … глупости!
Я уже не слушала, что говорит мне Чарская. Я изучала
квитанцию. Гарнитур из трех предметов (колье, серьги кольцо; горный хрусталь,
серебро с золотым напылением) был продан за 4200 (четыре тысячи двести) рублей
антикварным салоном «Бирюза».
Я знала этот трупного вида салон. Он подвизался при городском
ломбарде и специализировался на отъеме ценностей у малоимущих реликтовых
старух. Но самым удивительным было то, что вышеуказанный гарнитур был принят на
комиссию от гр. ШАМНЕ И. И.
«И. И.» — не иначе «Илларион Илларионович», —
машинально подумала я.
И тут же комната вместе с бесшабашной красоткой Полиной
Чарской поплыла у меня перед глазами.
И.И. ШАМНЕ.
Илларион Илларионович Шамне, подпольный ювелир, специалист
по камешкам, очкастый хитрован, связанный с Олевом Киви, — владелец такого
же, только с другим именем салона «АНТИКВАРНАЯ ЛАВКА». Но почему И.И. Шамне
снес безделушки в другой магазин, а не выставил у себя?! Самолично бил
ноженьки, самолично сдавал на комиссию…
В этом не было никакой логики. Никакой.
И никакого смысла. Разве что еще раз подтверждалась
сомнительная связь ювелира и виолончелиста. Больших виртуозов своего дела,
приходится признать!
— Что с тобой? — Чарская пощелкала пальцами перед
моим носом.
— Ничего… Слушай, ты бы не могла отдать мне эту
квитанцию?
— Зачем?
— Меня накололи так же, как и тебя, — я решила
сыграть с Полинькой Чарской в игру «Суки, объединяйтесь в профсоюз!». — И
мне нужна эта бумажка.
Чарская задумалась. Очевидно, мысль о том, что ее московский
сортир осиротеет без документального подтверждения ее же … глупости, не очень
вдохновляла.
— А я выясню все про кассету, — выкатила я на
позиции последний аргумент. — Кассету еще никто не отменял. И на ней ты
все еще лезешь в сейф.
