…Он появился спустя минут пять (дольше задерживаться под
сенью терминала было чревато: в любую минуту я могла встать и уйти). И тотчас
же пространство вокруг меня заискрилось: мужичонка посылал флюиды.
Приклеившись к видеокамере и делая вид, что снимает памятник
страдавшего водобоязнью флотоводца Крузенштерна, он стал медленно приближаться
ко мне. Я старательно не замечала всех этих маневров, я вообще не смотрела в
его сторону. Если я не ошиблась в норвежце, то сейчас последует экстремальное
знакомство. Не то Стоян, не то Коста в свое время прожег мне платье сигаретой —
только для того, чтобы иметь возможность заговорить. Интересно, что предпримет
козлоногий видеолюбитель?..
Видеолюбитель опрокинул на меня мой же бокал вина.
Он сделал это так изящно, с такой непередаваемой Грацией,
что я с трудом удержалась, чтобы не подняться со стула и не поприветствовать
эквилибриста аплодисментами.
Sorry!..
Второй раз за, последние двое суток мне гадят платье. Пора
бы к этому привыкнуть.
Через десять минут мы с норвежцем болтали самым
непринужденным образом. Строго говоря, был он не норвежцем, а чехом по имени
Гонза, много лет назад осевшим в Осло. Но это дела не меняло, потому что Гонза
стал клеить меня с той же изысканной небрежностью, с которой клеил меня
болгарин.
Наш человек! Я позволила себе расслабиться перед
показательными выступлениями и отдала инициативу в руки мужчины.
Гонза совсем неплохо говорил по-русски. Еще несколько лет
назад он представился бы диссидентом (тогда это было модно), но сейчас
довольствовался ролью бизнесмена, имеющего свое модельное агентство (кто бы
сомневался, что модельное!). Пассаж об агентстве был явно рассчитан на мои
ноги. За полчаса, что мы провели за столиком, Гонза мысленно раздел меня до
нитки, прикинул, как я буду выглядеть в разных позах, и, кажется, остался
доволен. Я осторожно подыгрывала ему: наивный поворот головы, детское
заламывание рук, никакой прожженности во взгляде. Победа охотника над дичью
должна быть полной.
Обсудив прелести Большой Воды («ваш город — это Большая
Вода, дорогая!»), мы перекинулись на «Королеву Реджину», и я, с очаровательной
непосредственностью выпускницы радиотехнического колледжа, посетовала на то,
что никогда не была на таком красивом корабле («это не корабль — это паром,
дорогая!»).
Гонза заказал еще по бокалу вина, нечаянно коснулся моего
плеча (чтобы лишний раз убедиться в его упругости), нечаянно уронил зажигалку и
долго поднимал ее, шаря руками у моих ног (чтобы лишний раз убедиться в их
стройности).
И только после этого пригласил меня на небольшую
ознакомительную экскурсию по судну. «Всего лишь на пятнадцать минут, дорогая!»
Ну, слава богу!
…Корабля я так и не увидела.
Гонза сразу же потащил меня в бар — для сравнительного
анализа вин. Я не сопротивлялась, и о пятнадцатиминутной экскурсии уже никто не
вспоминал. После двух коктейлей мой кавалер стянул с себя панаму (под ней
действительно оказалась небольшая пикантная лысина) и теперь прикидывал, как бы
половчее затащить русскую Маню в каюту. Я упредила удар и стыдливым шепотом
спросила у Гонзы, где здесь дамская комната.
А через две минуты, подворачивая ноги в только что купленных
босоножках, скатилась по какому-то служебному трапу и растворилась за широкими
спинами стюардов.
Каюта № 217 (если верить планам, вывешенным на каждой
палубе) должна была находиться по левому борту. Два раза я выбирала неверное
направление, один раз напоролась на кегельбан и трижды воспользовалась помощью
вышколенной корабельной обслуги. И только после этого молодой стюард с улыбкой,
намертво приклеенной к лицу, за руку привел меня в нужный коридор.
Я уже собиралась постучать в роскошную, отделанную под дуб
дверь, когда заметила, что она приоткрыта. Трудно было не посчитать это
приглашением. И я его приняла, даже не задумываясь, к каким последствиям это
может привести.
В каюте никого не было. Я перевела дух и осмотрелась: на
номер экстра-класса помещение не тянуло, но было вполне комфортабельным. Палас
на полу, две застеленные кровати, кресло… На одной из кроватей стоял раскрытый
чемодан. Я склонилась над ним и даже попыталась запустить в него руки, когда за
моей спиной раздался шорох. А потом кто-то аккуратно кашлянул. В этом дежурном
отчетливом кашле слышалась угроза: еще бы, поза, в которой я стояла, была
недвусмысленной. Горничная, пришедшая сменить полотенца, решила облегчить
хозяев на фамильные драгоценности; проститутка, усыпившая клиента, решила
выпотрошить его бумажник; авантюристка, специализирующаяся на круизах, решила
слямзить у бизнесмена важные документы, — какая разница, кто ты?
Главное, что ты попалась, девочка.
Терять было нечего, и я обернулась. Позади меня стоял
молодой человек лет тридцати. Довольно высокий, с крупными чертами лица и с
по-особенному обветренной кожей, которая сразу же выдала эстонца. Я прожила в
Эстонии всю жизнь и смело могу утверждать, что эстонцы не похожи ни на кого.
Все дело в определенных пропорциях моря, ветра, рыбы и песка. Чуть больше ветра
— и перед вами литовец. Чуть больше песка — и перед вами латыш. Скандинавы
отличаются лишь сортами рыбы. И только в эстонцах все эти четыре стихии, четыре
основных элемента пребывают в равновесии.
Итак, передо мной стоял эстонец, только что вышедший из
душа, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Он с удивительным для
северян проворством сопоставил меня и чемодан и теперь жаждал объяснений. Но
для начала решил прикрыться английским:
— What do you want?
Хотела я, положим, одного — поскорее вытряхнуться из этой
мышеловки. Но капли стекали с мокрых волос эстонца так решительно, а глаза были
так бесстрастны, что вывод напрашивался сам собой: каюту я покину только в
сопровождении секьюрити. Нетрудно представить, чем это закончится. Детский
лепет о том, что я перепутала номер, не подействует, слишком уж откровенны мои
манипуляции с чемоданом.
Надо как-то выбираться из ситуации.
Еще три дня назад я бы попыталась состроить глазки и призывно
вытянуть губы. Три дня назад я жила в другой реальности. Целлулоидный Филипп
Кодрин несколько поправил мне башню. Не все мужчины жаждут женщину здесь и
сейчас.
И я, холодея от страха, перешла на беглый эстонский. Это
должно сработать. Эстонцы слишком маленькая нация, чтобы бросаться теми, кто
умеет правильно расставить ударения и не путается в падежах.
— Это номер 217? — спросила я.
— Вы должны были видеть табличку, когда
заходили, — он ответил не сразу.
Он был удивлен, если не сказать больше.
— Это номер 217? — упрямо повторила я.
— Да.
— Вам должны были звонить. — Господи, что я
делаю?! Но ведь парень, который стоит передо мной, — эстонец. И Олев Киви
разговаривал с кем-то на эстонском.
