Вот тебе и питерская верная жена!
Пока муженек корячится над виолончелькой, зарабатывая
конвертируемую валюту и трудовые мозоли на граблях, его жена трахается с
каким-то кобелем и попивает винишко. Совсем неплохо для той бледной спирохеты,
которая выглядывала из фотографических «мартовских теней».
Впервые я почувствовала к Алле Кодриной нечто вроде
сострадания.
А потом в недрах папки нашлась еще одна бумажка, заставившая
меня забыть и о сострадании, и обо всем остальном. Это была опись
драгоценностей покойной, также скопированная Сергуней:
1. Цепочка золотая (витая).
2. Кулон золотой (знак Зодиака, Весы).
3. Браслет золотой (витой).
4. Серьги золотые с изумрудами (самоколки).
5. Кольцо золотое (обручальное).
6. Перстень золотой с изумрудом (виноградные листья).
Несколько раз я перечитывала последнюю строчку, силясь
вникнуть в ее содержание: Стас вручил мне точно такой же перстень. С лапками в
виде крошечных виноградных листьев (именно они поддерживали изумрудик).
Точно такой же или тот самый?
Да и Киви впал в неистовство, как только увидел его.
А если это тот самый перстень? Перстень, который был на
Кодриной, когда кто-то нанес ей смертельный удар по голове… И я ношу в своей
сумке единственного свидетеля убийства?!. Но как перстень мог попасть к Стасу?
И куда делись остальные вещи из списка?
Впрочем, ответ на этот вопрос нашелся сразу же. После того
как Олев Киви по каким-то причинам отказался забрать драгоценности покойной,
они были переданы брату Аллы Кодриной — Филиппу. Под расписку.
…Я поставила папку на место и подошла к окну.
Отсюда, с продуваемого всеми ветрами шестнадцатого этажа,
открывался потрясающий вид на залив, порт и новый жилой массив на
противоположном берегу. Где-то внизу коротко крикнул маленький буксир. Если бы
я жила здесь, если бы меня звали Сергей Синенко, если бы я умела писать — я бы
никогда не стала копаться в кровавом человеческом дерьме. Я писала бы совсем о
другом — об этом маленьком буксире, о кораблях, пришвартованных к пирсам, о
сгорбившихся кранах и даже о тополином пухе.
Тополиный пух — питерский бич с июня по июль, он забивается
в нос и в собачью шерсть, он не оставляет тебя в покое даже ночью, он так и
норовит прилипнуть к потной заднице клиента…
Я обхватила себя за подбородок и рассмеялась: кроткий
пейзажный лирик из меня не получится. Это точно.
Так же как и детектив.
Теперь я знала, как погибла Алла Кодрина, но это не
продвинуло меня ни на шаг в разгадке убийства самого Киви. Единственное, что я
могу сделать, — отправиться по следам перстня, к брату покойной.
Интересно, как он относился к своему знаменитому зятю?..
* * *
…Входная дверь хлопнула ровно в восемь вечера. Сергуня,
довольно долго копошившийся в прихожей, деликатно постучал в дверь и так же
деликатно спросил из-за нее:
— Можно?
Такая тактичность меня насторожила: не думает же он, в самом
деле, что я предаюсь разнузданным сексуальным экспериментам с его котом
Идисюда?
— Можно? — еще раз повторил Сергуня.
— Конечно. Это же твой дом.
Он вошел, тихий и благостный, с букетом таких же благостных
гербер и с огромной полиэтиленовой сумкой в руках. В сумке явственно
просматривались контуры нашего ужина.
— Как прошел день? — спросила я с интонациями жены
в голосе.
— Лучше не бывает.
— А цветы?
— Да, — Сергуня покраснел. — Это тебе. Это
мне. Понятно. От благодарных почитателей моего криминального таланта.
Ну точно извращенец, и к гадалке ходить не надо.
Извращенец принялся выкладывать из сумки провизию. Моему
удивлению не было предела. Сырокопченая колбаса, балык, бастурма, сыр «Дор блю»
с очаровательным налетом плесени, маслины и прочие гастрономические изыски.
Последними были извлечены бутылка «Smimoff», виски и текила.
— По какому поводу банкет?
— По твоему. — Сергуня дернул себя за ухо и
наконец позволил себе заглянуть мне прямо в глаза. Могу поклясться, что увидела
там немое обожание.
— Да?
— Если ты, конечно, не возражаешь…
Я не возражала, тем более что пельмени, оставленные мне
Сергуней, мог есть только самоубийца.
— Пойло взял на выбор. Крепкое. Специально для тебя.
— Тронута.
…Мы начали с виски.
Сергуня не глядя махнул дневную норму, затолкал в себя кусок
бастурмы, без всякого аппетита прожевал — и снова уставился на меня.
— Ты знала Станислава Дремова? — прерывающимся
шепотом спросил он. В его исполнении фраза прозвучала как «Не согласишься ли ты
выйти за меня замуж, дорогая?».
От неожиданности я поперхнулась маслиной. И пришла в себя
только после того, как проглотила косточку.
— Почему ты об этом спрашиваешь? — таким же
шепотом ответила я. В моем исполнении эта фраза прозвучала как «Не пошел бы ты
на хрен, дорогой?».
— Потому что ты мне солгала.
Скажите, пожалуйста, какие мы ранимые!
— В каком смысле — «солгала»?
— У отца Кодриной не было никакого второго брака.
Классический тип примерного семьянина. Так что сводной сестры Аллы из тебя не
получится.
Вот оно что! Семейка, в которую я вляпалась, была еще та:
папашка, типичный интеллигент, всю жизнь просидевший на цепи у панталон своей
жены. И дочурка, которая отрывалась как могла, шастала по родовому гнездышку в
голом виде… И так увлеклась любовными утехами, что не заметила, как ей
проломили голову.
— Что скажешь? — Сергуня не сводил с меня глаз.
— Внебрачные связи исключены? — деловито спросила
я.
— Похоже, что да.
Я улыбнулась Сергуне хорошо отработанной провокационной
улыбкой. И облизнула губы. Прием, неотразимо действующий на докеров портовых
городов.
— Придумай сам. Ты же журналист.
— Сегодня пришла информация еще об одном деле. Оно
как-то выпало из поля зрения… На фоне смерти звезды исполнительского искусства
все выглядит тусклым, сама должна понимать.
— Ну и?
— Убийство главы продюсерской фирмы «Антарес». Фирма не
бог весть какая, сшивается на периферии шоу-бизнеса, заманивает в страну молью
траченных знаменитостей. О которых лет двадцать как все забыли. Словом,
шакалье…
Исчерпывающая характеристика нашего дружного коллектива.
Стас перевернулся бы на своем персональном столике в морге, если бы услышал.
