С Аурэлом все было естественно, как в библейских виноградниках.
Я, конечно, никогда не подвязывала там лозу, но все же, все же…
— Хочешь есть? — спросил он, и я снова
рассмеялась:
— Как зверь.
— Ну, как зверь не получится. У меня только виноград и
яблоки.
— А черешня?
— Черешня уже отошла. Вчера доел последнюю. Ты ведь так
и не появилась. Что было делать?
Интересно, почему я вчера не появилась в «КАСА МАРЭ»? Какие
у меня были неотложные дела? Какие задачи решала?.. Не отрывая взгляда от
темного, изрытого светлыми южными морщинами лица Аурэла, я пыталась вспомнить вчерашний
вечер. И не могла.
— А я могу попробовать любое вино, Аурэл?
— Любое. Скажи какое, и я разбужу его для тебя.
— Но сначала виноград и яблоки.
— Виноград и яблоки. Хорошо.
Аурэл зашел за стойку, нагнулся и выставил передо мной поднос
с яблоками и гроздьями винограда. Шардонне здесь и не пахло. Хорошо, что я
поехала не к Монтесуме, а к Аурэлу…
— Тебе почистить?
— Почистить.
Еще в наш первый вечер я помнила, как легко и проворно Аурэл
чистит яблоки. И как сексуально. Вот и сейчас он подбросил в руке самое большое
яблоко и вытащил ножик из-за голенища. Как самый настоящий цыган-конокрад… И
ножик был тот же самый. Фигурный…
— Так ты поедешь со мной? Я научу тебя разбираться в
винах. И в коньяках. Я покажу тебе, как рождается вино. Даже ребенок появляется
на свет с меньшими муками… Эй… Ты слышишь меня?
Но я уже не слышала его. Я смотрела на нож.
Где-то я уже видела его. Я определенно его видела. Узкий
серповидный клинок, узкая рукоять с маленьким колокольчиком. И трезубец в
навершье. Да, я определенно его видела. Вот только где?..
Куррат!
Сэр Генри Уолинг.
«ARM AND RITUAL»!
Сегодня утром, изгнанная Рейно из комнаты, я листала эту
книгу. И видела этот нож. И описание этого ножа. Нет, он не сопутствовал
убийце-ваджре, их разделял добрый десяток страниц. Но это тоже было ритуальное
храмовое оружие.
И вот теперь молдавский виноторговец запросто срезает им
кожицу с яблока.
— Ты меня не слушаешь, — сказал он без обиды в
голосе. Он был слишком мудр, чтобы обижаться. Он был слишком мудр и для всего
остального.
По всему моему телу пробежала дрожь.
— Забавная вещица… Нож, я имею ввиду.
Аурэл сверкнул золотым зубом и, ловко перебирая пальцами,
ухватил нож за лезвие.
— Нравится?
— Очень, — сглотнула слюну я.
— Держи.
И нож попытался скользнуть в мою руку. Ошибки быть не могло.
Колокольчик на рукояти, по — темневший трезубец. И лезвие. Изогнутое и
удивленно приподнятое, как бровь. Оно выглядело жаждущим крови, и сердце мое
оборвалось.
— Нет… Ненавижу ножи.
— Напрасно. Ножи — самые интересные вещи в мире. После
вина, разумеется.
— Разумеется, — блеклым эхом откликнулась я.
— Знаешь, сколько лет этому ножу?
— Догадываюсь…
— Правда? — Кончики его усов удивленно
приподнялись.
— Думаю даже, что не сколько лет, а сколько веков.
— О, господи, ну кто тянул меня за язык?
— Верно. Ему пять веков, а я режу им яблоки. Для
девочки, попавшей под дождь. У меня много таких ножей. И почти каждому я нашел
самое необычное применение, — и Аурэл Чорбу зловеще улыбнулся.
Это верно. Клинок в груди виолончелиста — куда уж необычнее!
Вино и ножи. Ножи и вино. Но для вина Аурэл Чорбу был богом. А для ножей —
ребенком. Это видно невооруженным глазом. Что может сделать с ножом ребенок? Да
все, что угодно!.. И никогда не будет ни о чем жалеть. Дети никогда ни о чем не
жалеют…
Кажется, я на секунду потеряла сознание.
А когда очнулась, Аурэл Чорбу обнимал меня! Он сомкнул руки
на моем позвоночнике, и я могла поклясться, что ощущаю их влагу сквозь плед.
Красную влагу. Руки Аурэла были по локоть в крови. Теперь он больше не казался
мне богом. В смуглости его кожи теперь было нечто порочное. Как будто он убивал
свои жертвы, и кровь фонтаном брызгала на лицо. И он застирывал это лицо, как
застирывают сомнительные с криминальной точки зрения пятна на одежде…
Черт возьми! Я пила вино из рук убийцы. Из рук, которые
вершили лишь одним им понятный суд.
Мне снова стало дурно.
Но что я могу сделать сейчас — голая, завернутая в плед
убийцы? Голая, завернутая в руки убийцы…
— Что с тобой? — спросил Чорбу.
— Нет, ничего…
Единственный выход — держать себя в руках. В своих
собственных — не молдаванина.
— Вы не принесете мне вина, Аурэл?
— Конечно. Ты можешь выбрать любое.
— Вон то, — я судорожно дернула
подбородком. — В том углу…
Пусть сходит в самый дальний угол. Тогда, может быть, у меня
появится время…
— Там ведь сухие вина?
— Десертные.
— Все равно. Я хочу десертного вина.
— Как скажешь…
Он отошел от меня, и почти тотчас же раздался телефонный
писк. Я видела, как Аурэл сунул руку в карман, достал мобильник, послушал и
пожал плечами. Звонили не ему!
Звонили мне!
И это могла быть только Монтесума!
Я скатилась со стойки и подползла к своим разложенным на
полу мокрым джинсам. Так и есть: писк шел именно оттуда. Я вытащила телефон из
кармана, нажала кнопку и задышала в мембрану.
— Это я! — раздался далекий и такой родной голос
Монти. — Ты сидишь?
— Да… — Впрочем, я уже не сидела. Я лежала.
— Я вытрясла все из этой безмозглой дуры. Дочери
коммерческого директора. Она все мне рассказала. В тот день она действительно
ехала в лифте с мужиком. Никакой он не иностранец. Вернее, теперь он уже
иностранец. Смуглый тип с усами. С усами, ты слышишь?! И с золотым зубом!
Вся «КАСА МАРЭ» завертелась у меня перед глазами. Мне
неоткуда ждать поддержки. Каждая бутылка вина, каждая засургученная пробка
будут на его стороне. На стороне убийцы Аурэла Чорбу.
— Ты говорила о молдаванине, помнишь? Думаю, это он…
— Я тоже так думаю, — машинально ответила я, не
отрываясь от затылка Аурэла Чорбу, склонившегося над вином.
— Да? — похоже, Монтесума обиделась. — Ты не
можешь так думать. Это я…
— Монти, — жарко зашептала я, сбивая губы о
равнодушную мембрану. — Гиена поблизости?