— Ну вот, опять, — испуганно бросила
Монтесума. — Опять у тебя та же фигня с лицом. Не расстраивай свою любимую
подругу. Умоляю!
— Не буду, — клятвенно пообещала я.
Не буду больше размышлять ни о чем. Поручу это неблагодарное
занятие Рейно. Пускай эстонцы думают, у них голова большая…
— Слушай, а почему мы сидим на очке?
— Спохватилась. Слава богу. — Я отодвинула щеколду
и пропустила Монти вперед.
Мы вывалились из кабинки и сразу же напоролись на застывший
взгляд какой-то околонаучной кобры. Кобра стояла на хвосте возле зеркальной
панели над умывальниками и поправляла какие-то медалюшки у себя на груди.
При нашем появлении змеиные медалюшки звякнули.
— Простите, вы не подскажете, Тео Лермитт уже
выступает? — светски спросила Монти, изо всех сил симулируя принадлежность
к искусствоведческому сообществу.
— Сейчас выступает Нгуен Ван Чонг. Профессор Лермитт —
следующий, — надменно произнесла Кобра. — Да вас, девушка, кто пустил
на симпозиум в таком виде?
Конечно же, это касалось моего походного вица. Монти же была
выше всяких похвал: она нарядилась на этот чертов симпозиум как на выступление
труппы Мориса Бежара. Не хватало только бриллиантов в ушах и театрального
бинокля.
— Вообще-то я случайно здесь… Я шприц искала… — Я
лучезарно улыбнулась Кобре. — У вас случайно нет щприца?..
Монти совсем не по-бизнесвуменовски ойкнула, сделала нечто
похожее на книксен и поволокла меня к выходу из сортира.
— Ты что, ополоумела? Что за тексты? — прошипела
она. — Хочешь, чтобы нас отсюда выкинули, как щенков?
— Да ладно тебе, Монти… Уже и пошутить нельзя.
— Тебе же нельзя светиться, дура ты набитая!..
Монти бросила меня на диван в темном углу холла, села рядом
и принялась копаться в сумочке.
— Вот. Возьми, — она протянула мне
мобильник. — Он уже подключен.
— Зачем?
— Затем, чтобы я была спокойна. Чтобы я могла связаться
с тобой в любую минуту. И ты со мной. Обещаешь?
— Конечно.
Подарок был настолько же щедр, насколько и неожидан. Я
расчувствовалась и даже подпустила слезу.
— Я с тобой никогда не рассчитаюсь, Монти!
— Пустяки. Рассчитаешься. Будешь вкалывать на
лесопилке. В благословенной Швеции. Среди реликтовых лесов. Из мужиков — только
бобры и белки-летяги. Отдохнешь душой и телом. Телом, естественно, прежде
всего. Пойдем, а то пропустим профессора!..
…Профессора я все-таки пропустила.
Я заснула, едва лишь он приступил к основной части своего
доклада и принялся довольно ловко, хотя и туманно, излагать основы непонятной
мне балийской мифологии. И ее пантеона, увековеченного в масках, бумажных
фонарях и подсвечниках. И как только он произнес имя верховного божества («Санг
Хьянг Тунггал»), я содрогнулась всем телом, сдвинула на затылок наушники и
благополучно отрубилась.
А проснулась оттого, что Монти трясла меня за плечо.
— Ну-ка, вставай, нравственная уродка! Как можно спать,
когда человек говорит о таком!..
— О каком? — Возвращение из сна в реальность
всег-Да давалось мне тяжело.
— О сущности мироздания. — По холеному лицу Каринэ
Суреновны Арзуманян, никогда прежде не замеченной мной в религиозном фанатизме,
прокатилась одинокая слеза просветления.
— Смотри, как тебя прибило! — Я повесила наушники
на спинку кресла. — Куда едешь в качестве миссионерки?
— Не твое дело…
Я сбавила обороты. В конце концов, Монтесума печется обо
мне, как о единоутробной сестре, пусть и менее удачливой. И лезшей на свет божий
не головой, а задницей. Да еще и мобильник!.. Вспомнив об игрушке,
презентованной мне Монтесумой, я сказала примирительно:
— Что, любопытно было послушать?
— Феерически! Только ты можешь спать в такие моменты,
чмо необразованное!
— У меня есть смягчающие обстоятельства… Я не спала всю
ночь. Мы с Рейно…
— Уволь меня от своих мужиков. Ты даже в могиле найдешь
с кем перепихнутъся!
— Это вряд ли. А если ты будешь так реагировать на
выступления всяких проповедников, то у тебя откроется кровотечение на руках и
на ногах… Как это называется, я забыла?
— Стигматы…
— Вот именно, стигматы.
— Лучше стигматы, чем всю дорогу дрыхнуть. Ты даже
убийство проспала.
Что правда, то правда. Монтесума умела вставить в строку
нужное лыко. Я зевнула ей в лицо.
— Кстати, об убийстве. Не забывай, что он один из
подозреваемых. И подозрения с него еще никто не снимал…
— Может быть, стоит взять у него автограф? Ты как
думаешь?
Ценная мысль. Но Монтесума!.. Монтесума была не лучше Кайе,
которая жаждала пары строк от Полины Чарской. Хотя, с другой стороны… Автограф
и Полина Чарская моментально слились в моем мозгу, обвили друг друга в экстазе
и высекли еще одну ценную мысль.
Анонимка Тео Лермитта, которую Рейно передал мне. Она и
сейчас лежала в заднем кармане моих джинсов. Так почему бы ею не
воспользоваться?..
Но стоило мне подумать об этом, как я получила унизительный
и довольно ощутимый удар под колени и оказалась на полу.
— Что происходит? — просипела я.
— Лежи тихо, — таким же шепотом ответила мне
Монти. — В зале гиена.
— Какая еще гиена?
— Фээсбэшная. Навуходоносор стриженый. Лемешонок.
— Лемешонок? — Я инстинктивно поджала колени к
подбородку. — А что он здесь делает?
— Меня высматривает, подонок. Думает, что я приведу его
к тебе.
— А ты?
— Разбежалась! Тварь такая! — От переполнявшей ее
ненависти к Лемешонку Монти снова стукнула меня под коленную чашечку. —
Нет, я не приведу его к тебе. Я приведу его к разжалованию. И ссылке в область!
В какие-нибудь богом забытые Александровские Концы!..
— А я думала, его убрали… Твоими молитвами… —
простонала я.
/
— Не убрали, как видишь. Лемешонок вечен. Как геморрой
и туберкулезная палочка. Ладно, оставайся пока здесь, а я его сейчас отважу.
Прошелестев узким платьем, Монти выскочила из ряда, а я так
и осталась лежать между креслами. Сначала я валялась на боку, потом
перевернулась на живот и подперла подбородок руками. Слава богу, что доклад Тео
Лермитта был последним перед небольшим перерывом, — иначе мне пришлось бы
туго. Поголовье специалистов по Юго-Восточной Азии и декоративно-прикладному
искусству затоптало бы меня на совесть сработанной ортопедической обувкой.
