– Я подумывал о применении брахиотерапии, – говорил между тем Кай.
– О чем?
– Это вид радиотерапии, заключающийся в облучении внутренним методом, местной локализации и высокой дозы, что предотвращает соприкосновение лучей со здоровой близлежащей тканью. Этот метод считается инновационным и сравнительно безопасным, но обычно не применяется при раке мозга.
– А когда же?
– В основном брахиотерапию используют при лечении опухолей поджелудочной железы и шейки матки на последних стадиях. В России этот метод широкого развития не получил, но я пытался найти специалистов. Еще я предложил Вакуленко испробовать метод, называемый «индивидуальной вакциной».
– Это что еще за зверь?
– Наша клиника сотрудничает с Институтом ядерных исследований, где имеется большой иммунологический отдел. Если, скажем, у человека кроме опухоли имеется отдаленный метастаз, который удалить нельзя, можно удалить основную опухоль, потому что это продлит человеку жизнь. Такие случаи обычно считаются неоперабельными, а нетоксическая терапия в сочетании со специальным методом иммунотерапии делает перспективными те операции, которые до этого считались бесперспективными.
– Ты хочешь сказать, что существует индивидуальная противоопухолевая вакцина? – уточнила Агния.
– Точно. Опухоль удаляется, и из нее выращивается культура. Потом у пациента берутся дендритные клетки. Они, если так можно выразиться, «воспитывают» лимфоциты. Эти клетки «обучаются» реагировать на опухолевые антигены – на ту самую конкретную опухоль, которую удалили. Получается индивидуальная вакцина от рака, которую остается ввести пациенту, чтобы она защищала его от рецидивов и метастазирования. К этой вакцинации добавляется бластофаг – вирус, разрушающий опухоль. Таким образом, на опухолевые клетки совместно действуют индивидуальная вакцина и бластофаг, подбираемый по результатам гистологии. Этот препарат можно пить, вводить внутримышечно или внутривенно. Бластофаг можно принимать и на стадии подготовки к операции, но особенно ценно это лечение, когда никакое другое не помогает.
– Просто невероятно! И почему же этот метод не применяется повсеместно?
– Есть несколько причин, но главным образом из-за одного серьезного «но»: прием бластофага вызывает мощную реакцию в виде тяжелого лихорадочного состояния. Потом все приходит в норму, и с точки зрения онкологического заболевания это несущественно, но ведь онкологические больные последней стадии ослаблены! Кроме того, необходимо учитывать все другие болезни пациента – например, гипертонию, диабет, и возникает вопрос: удастся ли их скомпенсировать и можно ли больному пойти на такой риск? Тяжелая гипертония при таком напряжении организма может грозить инсультом или инфарктом.
– Вакуленко была гипертоником? – спросила Агния.
– Да. Прежде чем начинать лечение, необходимо было улучшить состояние сосудистой системы. Я выяснил, что существует новый препарат – бальзам Мухина, созданный из личинок вощаной моли, который прочищает сосуды и улучшает кровоток, и я даже договорился о том, чтобы Вакуленко его получила...
– То есть ты не отказался ее лечить?
– Абсолютно нет! – возмущенно воскликнул Кай. – И я не могу понять, почему ко мне вообще возникли претензии!
– Насколько я понимаю, муж Вакуленко утверждает именно это, – пробормотала Агния. – Говорит, что ты отправил ее домой без малейшей надежды и сказал, что госпитализация и дальнейшее лечение смысла не имеют.
– Чушь – я никогда не говорю пациентам ничего подобного!
– Утихомирься, Кай, я тебе верю, но нам нужно убедить в этом Комиссию по этике! У тебя есть какие-то доказательства, что Вакуленке были предложены экспериментальные методы лечения?
Кай ненадолго задумался.
– Нет, – ответил он наконец. – Наша беседа имела частный характер, и я предупредил ее обо всех возможных рисках. Она обещала подумать и принять решение.
– И пропала?
– Да.
– Но, погоди, ты же говорил, что заказал этот... бальзам Мухина, да?
– Никто не знает, для кого, у меня ведь много пациентов.
– Значит, это нам не поможет...
– Все плохо, да?
– Хуже некуда. Но это ничего не значит: я тебе верю и постараюсь помочь.
– Вы и в самом деле думаете, что сможете повлиять на Комиссию по этике? – недоверчиво спросил Кай.
– Я – вряд ли, но есть люди... Короче, Кай, предоставь все мне, ладно?
– Почему вы это делаете, Агния Кирилловна? – Голос Кая звучал озадаченно.
– Ну, во-первых, потому что меня попросил Никодим Иванович. Он тебя очень ценит и не хочет терять хорошего специалиста.
– А во-вторых?
– Во-вторых... Что ж, назовем это обостренным чувством справедливости. Мы давно знакомы, и я всегда считала, что из тебя выйдет по-настоящему классный врач. В тебе есть то, что напрочь отсутствует у девяноста девяти процентов нынешних молодых медиков – чувство сострадания. Мне это, если хочешь, импонирует. Именно поэтому я не верю в то, что ты способен бросить больного на произвол судьбы. Такое объяснение тебя устраивает?
* * *
Лиля была потрясена приглашением Кана Кая Хо. Ей казалось, что, невзирая на пережитое вместе «приключение» и испорченное платье, которое пришлось с извинениями вернуть в театр, он по-прежнему игнорировал ее, едва отвечая на приветствия. Тем не менее сегодня утром, когда они случайно столкнулись в коридоре, Кай был более дружелюбен, чем обычно. Сказал, что сожалеет об испорченном наряде и хотел бы все компенсировать. От денег Лиля отказалась, но не принять приглашение не смогла. От предвкушения встречи с Каном Каем Хо у девушки тряслись руки. Заполняя дневник ординатора за прошедшую неделю, она едва понимала, что пишет, подозревая, что Никодим, читая его, придет в полное недоумение. Однако сейчас Лиля просто не могла думать ни о чем, кроме предстоящего свидания. Да, она уже называла это свиданием, хотя Кай определенно дал ей понять, что встреча будет дружеской – просто двое коллег пропустят по стаканчику в каком-нибудь баре. В последнее время Кай ходил угрюмый, и Лиля догадывалась, что дело в гибели Дмитриева, вернее, в визите следователя, который ухватился за некрасивую драку на вечеринке. Насколько сильно это происшествие может повредить Каю? Лиля знала Дмитриева совсем недолго, но мужчина ей не нравился. Он считал себя пупом земли, врачом, которому нет равных. Одновременно с этим Павел, как ни странно, страдал от чувства собственной неполноценности, желая всем доказать, что во всем превосходит Кана Кая Хо, своего давнего соперника. Если он был такого высокого мнения о собственной неотразимой персоне, то почему столь болезненно переносил любые сравнения с коллегой? К женщинам Павел относился как к мусору: Рыба проговорилась, что не было на отделении медсестры, с которой бы он не переспал, и Лиле оставалось лишь предполагать относительно других отделений. Там, где царят отчаяние и безнадега, ей казалось кощунственным заниматься тем, чем занимался Дмитриев с девчонками, прячась по углам. Серьезных отношений он не признавал, поэтому расставания всегда проходили болезненно для девушек. Конечно, Лиля не оправдывала и их, но ведь ясно же, что любая сестричка спит и видит как бы заполучить доктора! Они на что-то рассчитывают, надеются, а Павел заранее знает, что каждая из них – всего лишь незначительное звено в бесконечной цепочке ножек, грудок и попок, которым он уже и счет потерял! В общем, личность убитого особого сочувствия у Лили не вызывала. Тем не менее само событие выглядело ужасно.
