Машинально я взглянула на руки Герта, лежащие на руле.
Сильные и уверенные руки и к струнам привыкшие. Музыкант половину своей жизни,
он-то держал в своих руках тысячу разных струн. А вот если бы он захотел
накинуть такую удавку на шею и затянуть ее? По спине побежали мурашки, а ладони
вспотели.
— Что с тобой, малышка? — Он повернул ко мне
лицо. — Почему ты так смотришь?
— Просто так, — соврала я. — Что-то мы долго
едем.
— Сейчас будем дома, — ответил он и поднял руку.
Как при замедленной съемке я видела, что его рука
приближается к моему лицу. Еще немного, и эти сильные пальцы коснутся меня.
Моего лица, моей шеи. А в кармане у него может быть гитарная струна.
— Нет! — закричала я, отталкивая его руку. —
Нет, меня ты не убьешь!
Глава 28
Я сидела на кровати, закутанная в одеяло, держа в руке чашку
крепкого чая с лимоном. Герт сидел рядом и непрерывно гладил мои волосы. Мама
находилась в соседней комнате, но заглядывала через каждые пять минут.
— Ничего, малышка, — утешал меня Герт. — Все
плохое позади.
По его лицу этого не скажешь. Три багровые царапины,
оставленные моими ногтями, пересекали щеку, но он не обращал на них внимания.
— У тебя просто нервный срыв, — объяснял
он. — С каждым такое может случиться.
Мы говорили с ним больше часа в машине и все выяснили до
конца. Какое счастье! Герт ни при чем! И как я только могла его заподозрить?
Воронцов виноват. Сбил меня с толку, а теперь уже ничего не поделаешь. Но мы с
Гертом помирились и больше, я думаю, вообще не будем ссориться. Не выношу,
когда между людьми существуют недомолвки. И он поклялся, что с этих пор между
нами никаких недомолвок не будет. Надеюсь, что он сдержит свое обещание. А еще
он посоветовал мне оставить мою газету и поискать место поприличнее. Как ни
странно, но его совет я не приняла в штыки. Наверное, последние события так
меня достали, что даже собственная редакция, в которой я проработала десять
лет, опротивела. Ничего, я подумаю и над этим предложением.
А маман, разумеется, была в своем репертуаре. Она выслушала
все объяснения, строго поджав губы, и сказала:
— Тебе, Лида, давно пора перестать так легкомысленно
относиться к жизни. Если задумала выходить замуж, то надо это довести до конца.
Свадьба так свадьба. Но и потом не тянуть, а родить ребенка. Тогда и
мировоззрение у тебя изменится, и ты станешь мыслить по-другому. Ты не
беременна? — с подозрением спросила она.
Я ошеломленно посмотрела на мать и пожала плечами. Вот так
вопросец! А Герт не выдержал и заржал, но под суровым взглядом моей
родительницы сумел взять себя в руки и снова стать серьезным.
— Мы постараемся, — придушенным голосом выдавил
он, — обязательно, и ребенок у нас непременно будет.
Маман кивнула, но развивать эту тему дальше не стала. Я
вздохнула с облегчением, Герт, видимо, тоже.
* * *
Неделя пролетела незаметно. Я приходила в себя, наведывалась
в редакцию, но чисто формально. Происходило что-то странное. Казалось, что
Пошехонцева совсем перестали интересовать дела, и газета выпускалась только
благодаря его заместителю. Тамара Сергеевна ни на кого не давила, ни на кого не
нажимала, но все прислушивались к ее мягкому голосу. Материалы сдавались в
срок, «Вечерние новости» продолжали регулярно появляться у читателей.
На удивление всем, притих Гузько. Нет, он все еще продолжал
носить костюмы и пробовал держаться молодцевато, но в глазах появилось
выражение тоски, как у побитого пса. Он больше, чем обычно, походил на
выгнанного из дома сенбернара. Мне не хватало Лильки, не хватало привычных
монбланов мусора на столе, а также острых замечаний Ирочки Кривцовой. Она
отправилась в очередной отпуск куда-то за границу.
Жизнь входила в привычную колею, но что-то не давало мне
покоя, настойчиво подтачивало изнутри. Я все время думала об этих убийствах и
была убеждена, что выпустила из виду что-то очень важное.
Я медленно шла по парку, с удовольствием вдыхая влажноватый
воздух. Конечно, мне сильно нагорит, если Герт узнает, что прогуливаюсь здесь
одна. Но я ведь не собираюсь забираться далеко. Наоборот, гуляю по дорожкам,
где полно народу с собаками, а на лавочках еще судачат пенсионеры. А вон стайка
девчонок примостилась, а чуть дальше группа ребят с магнитофоном. Школьники, и
даже не из самых старших классов.
Настроение у меня было отличное, и я спокойно продолжала
идти дальше. А вот и пустая скамейка, можно немного передохнуть.
Я уселась поудобнее, закинув ногу на ногу. Потянулась к
карману, чтобы достать сигареты, но почему-то передумала. И так хорошо. Как мне
все-таки нравится запах опавшей мокрой листвы. Можно представить, что
находишься в настоящем лесу. А что, если уговорить Герта и выбраться в
настоящий лес! Съездить бы с ним за город, в пригороде еще попадаются отличные
места, не все успели застроить дачными массивами. Или взять недельку-другую за
свой счет и махнуть с ним в Карелию или на Вологодчину. Вот где настоящая
красота! Пока еще не очень холодно. А то через месяц задует сиверко, и никуда
уже не выберешься.
— Можно? — раздался рядом со мной голос. —
Вот мы и встретились снова.
Я повернула голову, но не сразу узнала обращавшегося ко мне
человека. В самой обычной камуфляжной куртке, какие сейчас носят многие, в
темных штанах и грубых солдатских ботинках. В кепке и почему-то в темных очках.
Но голос… Пожалуй, я узнала его только по голосу.
— Это вы, — проговорила я. — Неужели вы меня
запомнили?
— А ты думаешь, что у меня в старости совсем память
отшибло? — Он хрипловато засмеялся. — Так я еще и не такой старый,
как тебе кажется.
— Я не это хотела сказать, — слабо пискнула я.
— Знаю, — он махнул рукой. — Не обращай
внимания. А тебя я помню, и как в кафе с тобой разговаривали, и про твоего
брата. Скажи, ты знаешь, что такое красота? Только настоящая красота, безо
всяких подделок.
— Не уверена, — я покачала головой. — Красоту
все воспринимают по-разному. Что для одного потрясающе красиво, идеально
красиво, другому может казаться банальным, заурядным. Красоту каждый чувствует
своей душой. Иногда можно замереть возле маленького листочка с капелькой дождя
на черенке, иногда можно задохнуться от восторга, глядя в бескрайнее звездное небо,
или плакать от радости, идя по берегу, когда ветер гнет деревья, а на берег
накатывают серые волны… Да мало ли. Просто это остается в памяти на всю жизнь,
и ты вспоминаешь, что видел кусочек прекрасного.
— А в человеке?.. — тихо спросил он. — Ты
веришь, что человек может быть очень красив?
— Верю, — я кивнула. — Только это, как ни
странно, не связано с внешней красотой. Или, может быть, я таких людей не
встречала. Но смотришь на человека и вдруг понимаешь, что он действительно
красив. Мне казалось раньше, что это придумали поэты и писатели, что человек
может быть красив внутренне, а какой он внешне, совсем неважно. Но получается,
что они правы. Красивым по-настоящему бывает тот, в ком есть какая-то
внутренняя чистота. Сейчас трудно это заметить, люди чаще всего измотаны,
закрыты. Но я иногда бываю в командировках, смотрю на стариков, в них это есть.
Или в детях, пока они еще не столкнулись с этим лживым миром и не научились
лгать.
