Ли появился ровно через пять минут. Он что-то сказал
косорукому, тот недовольно кивнул, но все же ушел распорядиться. Через пару
минут перед нами уже стояли глиняные тарелки с каким-то пряно пахнущим
кушаньем.
— Что это? — не выдержала и поинтересовалась я.
— Это… — Кореец засмеялся. — У этого блюда трудное
название, не буду и голову вам забивать. А если попроще, то просто ребрышки в
тесте и с пряностями. Попробуйте, это вкусно.
— Хорошо, — я кивнула. — В прошлый раз мне у
вас очень понравилось.
— Вот видите, — подхватил Ли, — стоит один
раз у нас побывать, как человек старается прийти сюда снова.
— Ладно тебе, — осадил его Герт. — Сказано
же, что мы по делу.
— Так я «по делу» не слышал еще ни одного слова. Может,
давайте пока дернем немного?
— Нет, — музыкант решительно замотал
головой, — потом — сколько влезет, а сейчас не стоит. Да и тебе не стоит в
первую очередь. Сначала вот это посмотри.
Герт отдал ему вскрытое письмо Карчинского и уставился на
Ли:
— Что здесь написано?
— Откуда у тебя эта хреновина? — удивился кореец,
разглядывая иероглифы. — Где ты это взял?
— Неважно, — Герт нетерпеливо побарабанил
костяшками пальцев по столу. — Что написано?
— Да фигня какая-то, — Ли стал вчитываться в
письмо, — сначала всякие приветствия и извинения, что не может приехать,
потом снова извинения за то, что не может прислать какую-то вазу. Вот
послушайте: «Вы вправе мне не верить, но в последнее время какой-то злой рок
преследует меня. По договоренности я получил из Кореи вазу, которую должен был
привезти на выставку. Но сначала галерея отказала мне в помещении, и работы
пришлось перевезти в мастерскую, затем произошел пожар в мастерской, а ваза
была похищена. Вы должны поверить, что я вас не обманываю. Вазу действительно
украли, и я приложу все силы, чтобы вернуть ее, тем более уверен, что знаю
человека, который это сделал. Успокойте Чона как можете, отдайте ему вазу,
которую я посылаю с этой женщиной. Она не в курсе, просто курьер. Я все сделаю
как надо и в ближайшее время приеду в Москву с вазой…» Далее снова всякие уверения
в невиновности, прощания и прочее. Что все это значит? — спросил он, глядя
на нас.
— Мы пока и сами толком не знаем, — ответил
Герт, — но за то, что прочитал, спасибо.
— Значит, объяснять ты мне ничего не
собираешься? — склонив голову набок, Ли смотрел на Герта.
— А я когда-нибудь делал из тебя дурачка? — Герт
также склонил голову. — Может, обманывал, скрывал что-то или водил за нос?
Кореец отрицательно помотал головой.
— А сейчас что изменилось? — спросил мой дружок.
— Сейчас не знаю что, — ответил Ли, — но мне
кажется, что ты темнишь.
Герт дернулся, но я сжала его руку:
— Если так и получается, то все из-за меня. Это я
попала в одну историю.
— Это тоже секрет? — Ли в упор посмотрел на меня.
— Нет, — я покачала головой. — Знаете, мне
кажется, что вам можно верить. Один человек попросил меня отвезти вазу в
Москву. Я выполнила его просьбу, но вот это письмо случайно забыла передать.
События же сейчас обернулись таким образом, что мы вынуждены были вскрыть
письмо для моей безопасности.
— Но это же полная чушь, — сказал Ли. — Как
письмо может угрожать?
— Мы не знаем, в какие игры они играют, — сказал
Герт. — Я говорил Леде, что ей вообще не нужно было с этим проходимцем
связываться. А теперь не знаем, откуда чего ждать.
— Так заявите в милицию, и дело с концом, —
рубанул Ли, — хотя сейчас от милиции толку…
— Вот и я о том же, — кивнул Герт.
— Постойте, — вмешалась я, — у меня еще
кое-что есть.
— И что же это? — Герт повернулся ко мне.
Ли тоже смотрел с любопытством, но от вопросов пока
воздержался. Я достала из сумочки диктофон.
— В Москве я случайно услышала один разговор. Но о чем
идет речь, не могу понять.
— Говорят по-корейски? — проницательно заметил Ли.
— Да. Мне, по крайней мере, кажется, что так. Вот
послушайте. — Я надавила кнопку диктофона.
— Иде якось Панас до хаты, а Мiтрiй назустрiч…
[36]
— Что это? — обалдело пробормотал Ли. — Как
хотите, но это не корейский.
— Простите, — я судорожно схватила
диктофон, — сначала я была на встреча с одной украинской группой, на
пленку все их шутки записывала, чтобы ребятам в редакции отдать, а разговор
тоже будет, только немного позже… Я сейчас перемотаю.
— Ладно тебе, оставь, — сказал Герт. — Позже
так позже. Не стоит перематывать, а то что-нибудь пропустим.
— Точно, — Юрка кивнул, — оставьте все как
есть, а там разберемся.
Я снова включила диктофон, и мы прослушали веселый треп
Геньки и Веньки. Но если в зале на конференции стоял хохот, то теперь никто из
нас даже не улыбнулся хохмам украинских парней.
— Ка ай он да, — произнес знакомый голос.
— Вот оно! — воскликнула я. — Это тот самый
разговор.
Но Ли махнул мне рукой, чтобы я не мешала, и принялся напряженно
вслушиваться.
— Ничего нового, — заявил он, отключая
диктофон, — опять об этой чертовой вазе.
— А поподробнее, — вклинился Герт.
— Можно и поподробнее, — кореец пожал
плечами. — Говорили двое, как вы уже и заметили.
— Правильно, — кивнула я. — Один из них глава
Центра корейской культуры Александр Пак, а другого не знаю.
— Пак! — Юрка присвистнул. — Не слабо. Вот,
оказывается, чем не брезгует заниматься наш «досточтимый». Однако. Мне-то
разговор не очень ясен, видно, про какие-то свои дела они базарили, но одно
могу сказать, что базар этот гнилой. И лучше вам от них держаться подальше.
Один все толковал, что какой-то мудак не приехал, а вазу привезла женщина. Но,
мол, вазочка-то совсем не та, а где та, черт его знает. Тут один предположил,
что он, тот, который не приехал, мог другого покупателя найти. Так второй тип
ему приказал по-быстрому с ним разобраться. Короче, человека своего послать.
Вот, собственно, и все.
— Спасибо, Юрок, — Герт хлопнул его по
плечу. — Ты всегда был настоящим другом.
— Не знаю, какой я друг, — серьезно сказал
Ли, — но вы лучше держитесь от всего этого подальше. Про Пака разные слухи
между нашими ходят, постарайтесь не вляпаться в конкретное дерьмо, а то и
помогать мне больше будет некому.
— Спасибо за предупреждение. — Герт поднялся. —
Мы и сами думали о том же самом. Ладно, нам пора.
