— Кто это тут меня расхваливает во весь голос? —
раздался низковатый приятный баритон.
Мы с Ивановым одновременно повернулись к владельцу
уверенного голоса. Авангардист смутился, а я смотрела на художника, который
весьма бесцеремонно меня разглядывал. Под оценивающим взглядом его выпуклых
блестящих глаз мне было не слишком уютно. Я упрямо тряхнула головой, собираясь
резко ответить, но из-за спины Карчинского показалась физиономия Герта,
расплывшаяся в довольной улыбке.
— Познакомьтесь, — наплевав на возникшую неловкую
паузу, проговорил он. — Леда, моя подруга и очень талантливая журналистка.
Владимир Карчинский — художник.
Мне ничего не оставалось, как протянуть художнику руку и
пробормотать:
— Очень приятно.
— Взаимно, — ответил он, склоняясь к моей
руке. — Не знал, — добавил он, — что у моего друга, — он
выразительно посмотрел на Герта, — такие очаровательные приятельницы.
Несомненно, вы познакомились, когда брали у него интервью, я прав?
— Не совсем. — Ко мне вернулась хваленая
репортерская нагловатость. Со знаменитостями и звездами иногда нужно держаться
именно так — независимо и нагловато. — Мы познакомились задолго до того,
как он начал раздавать автографы и давать интервью.
— Как интересно! — Карчинский мягко потянулся к
моей руке, но я незаметно убрала ее и немного отодвинулась.
— Обычная история, — проворчал Герт. — Мы и
вправду знакомы чуть не тысячу лет. Но дело-то совсем не в этом. Леда
заинтересовалась твоей выставкой, хочет написать о тебе статью.
— Неужели? — наигранно удивился Карчинский. —
Если это так, то я удивлен и обрадован. К тому же я просто рад нашему
знакомству. — Его глаза раздевали меня неторопливо и цинично, не оставляя
ни малейшей возможности прикрыться.
— Почему же вы так рады? — резковато спросила я,
продолжая придерживаться снисходительно-нагловатого тона. — Ведь у вас,
вероятно, не раз брали интервью.
— Конечно, конечно. — Карчинский мягко
улыбнулся. — Просто вы мне очень понравились, вы интересная женщина, с
таким красивым лицом и фигурой. К тому же у вас такое необычное имя.
Еще один! И опять про имя, далось оно им, будь неладно.
Хотя, с другой стороны, Лидия Стародубцева звучит не в
пример малопривлекательнее. И про лицо не забыл упомянуть, и про фигуру. Ну и
жук все-таки. Будто голую выставил на всеобщее обозрение. И Герт тоже хорош!
Когда не надо, лезет с разговорами, а когда надо — язык в одно место упрятал. И
художник-авангардист Иванов, который добровольно взял на себя роль гида,
куда-то испарился. Я даже по сторонам посмотрела, но он улизнул так незаметно,
словно растворился среди картин. Странный тип, что и говорить. Но все-таки он
мне чем-то понравился.
— Леда хотела бы поговорить с тобой о твоих
картинах, — Герт прорезался как нельзя более вовремя.
— Разумеется, — Карчинский неторопливо
кивнул, — но здесь, пожалуй, неудобно, давайте пройдем в комнату. Она
называется комнатой отдыха, там и можно будет побеседовать.
Не обращая внимания на свою многочисленную свиту, нескольких
молодых людей в строгих темных костюмах, этих секьюрити любого преуспевающего
человека, восторженных немолодых девиц, готовых всю свою жизнь положить на
алтарь искусства и служить мастеру и день, и ночь любым способом, различных лиц
обоего пола, распространяющих вокруг запах дешевой парфюмерии, которые мнили
себя друзьями художника, Карчинский предложил мне руку и повел по залу мимо
своих работ, красноречиво говоривших о весьма необычном и своеобразном таланте
мастера.
Глава 7
Комната отдыха, в которую он повел нас, располагалась на
третьем этаже.
В маленьком уютном помещении ничто не напоминало о модерне,
напротив, вошедший сразу попадал в мощные объятия русского барокко, все вокруг
было внушительным, помпезным и вычурным. Тяжелые бархатные портьеры с бахромой,
толстый ковер с упругим ворсом того же темно-бордового цвета с черными и
золотыми цветами. Массивные бронзовые подсвечники, статуэтки резвящихся фавнов
и нимф, украшающие небольшой столик, большие мягкие кресла, манящие окунуться в
их мягкую разверстую полость и обещающие долгожданный отдых. Конечно же, бронзовые
часы с обнаженными грациями, не замечающими стремительно бегущего времени. В
этой комнате время замирало, начинало неторопливо и тягуче просачиваться
минутами, словно призывая забыть о нем совсем.
— Располагайтесь, Леда, — Карчинский театрально
повел рукой, — выберите для себя самый уютный уголок. А я на минутку вас
покину, нужно сделать небольшое распоряжение. — И, оставив нас с Гертом,
он скрылся за дверью.
— Он всегда такой? — поинтересовалась я. — Ну
и тип!
— Да ладно тебе. — Герт спокойно прошелся по
комнате, щелкнул по носу толстощекого бронзового амурчика и плюхнулся в
кресло. — Не комплексуй, он нормальный мужик, пусть с небольшими
странностями. Но все-таки, — он дурашливо поднял палец, — он
художник, и потом, у кого этих самых странностей нет? — добавил он
философски.
— Ну, знаешь, — только и выдохнула я.
— Не переживай ты так. — Герт приподнялся с кресла
и, ухватив меня за руку, притянул к себе. — Не хочешь о нем писать,
надолби побольше о его картинах, вазах. В промежутках вставь разные мысли художника,
читателю понравится, а чем заумнее будет, тем лучше.
— Похоже, что ты мне даешь советы, как лучше сделать
статью, — я дернула Герта за свесившуюся прядь волос, — но я, в
общем-то, и сама могу догадаться, что к чему. В крайнем случае, наш редактор просветит.
— Да не даю я тебе советы, — Герт махнул
рукой, — скажешь еще, что я, такой-сякой дилетант, даю ценные указания
тебе, профессионалу. Просто я давно Карчинского знаю, к нему нужен особый
подход.
— И какой же это такой особый подход? — Я поуютнее
устроилась на коленях своего любовника. — Просвети меня, будь другом.
— Такой вот, — Герт воспользовался ситуацией,
чтобы запустить руку мне под юбку. — С ним нужно беседовать осторожно, не
задевая, так сказать, самолюбия. Он действительно оригинал и любит постоянно об
этом напоминать.
— Чего-то я не понимаю, — я быстренько пресекла
все поползновения Герта, — он твой друг или нет? Как-то кисловато ты об
этом говоришь.
— Я знаю его много лет, — повторил рокер, —
но, понимаешь, он все время остается загадкой, как шкатулка с секретом.
Откроешь ее, вроде ничего нет, а только повернешь, из потайного ящичка чертик
выскакивает. Или лучше сказать, как яблоко, в котором поселился червяк.
Смотришь на такое яблоко со всех сторон, кажется, что целое оно и вкусное, но точно
знаешь, что где-то в глубине мякоти затаился червячок…
— Ну и сравнения у тебя, — Я взяла Герта за
подбородок и заглянула в глаза:
— Ты никогда так ни о ком не говорил. Почему, Герт?
Видно, Карчинский на самом деле особенный. Меня это даже немного начинает
пугать.
