– А Комара не застрелили?
– Нет, Женя. Его задушили куском электрического провода…
* * *
У Виктора Петровича Чуба была странная манера проводить обыск. Не очень законный способ. Он делал все один. Сам входил в помещение и проникался атмосферой. Потом что-то искал и только после этого приглашал понятых, экспертов и всю остальную братию.
В номер гражданина Комара следователь вошел без особых надежд. Покойный жил здесь всего несколько дней и атмосфера еще не сформировалась. Невозможно уловить ауру…
Чуб посидел в кресле… Номер был однокомнатный, и почти все было на виду. Легкий беспорядок, кусок электропровода на полу, разобранная кровать и что-то синее торчит под подушкой.
Это было не в правилах Чуба хватать что-нибудь на первых же минутах, но угол синей папки манил и отвлекал от других мыслей… Он встал, подошел к кровати и вытащил заманчивую синюю картонку с тесемками и надписью: «Папка для бумаг».
Внутри было несколько листочков старой бумаги. В документах были буквы «ять», а дата была очень красноречивая – 25 октября 1920 года. Для большевиков, для тех, кто уже не употреблял буквы «ять» – это был другой день. Это было седьмое ноября! Один из последних дней белогвардейского Крыма.
Следователь Чуб прочитал все документы, и на него накатило предвкушение самого важного события в жизни. Важнее, чем свадьба или покупка первых Жигулей.
Виктор Петрович хорошо знал горы над Ливадией но никак не мог припомнить место, описанное в плане… Вдруг он понял, что убийство произошло именно из-за этого. Кто хотел спереть синюю папку, тот и Комара пришил.
И еще Чуб сообразил, что теперь под прицелом и он сам. Особенно, если говорить всем о том, что было в папке. И о том, что она вообще была…
Для себя опытный Виктор Петрович решил, что глупо бросать все, бежать в горы и искать пещеру. Опасно!
Надо найти убийцу. Надо надолго закрыть его. А уж потом таскать ящики из пещеры… Чуб не хотел уходить из номера Комара. Здесь было удобное кресло, а в нем хорошо мечталось… Интересно, почем сейчас унция золота на Лондонской бирже? Если грамм стоит десять баксов, то кило – десять тысяч… Дальше получалось, что вес самого Чуба при пересчете через золото стоит миллион баксов.
Через час в номер робким стуком постучал хозяин отеля Феликс Ляхов:
– Извините, Виктор Петрович, там понятые притомились. И эксперты ваши уже отобедали. Может, запускать их сюда?
– Запускай, Феликс Маркович.
Чуб спрятал папку в свой кейс – вот теперь можно начинать обыск.
* * *
После смерти Артема Комара для нее наступило смятение души. Покойный не был для Веры совершенно чужим человеком. Несколько лет Хохлова жила с ним. И, частично – за его счет… Артем вполне мог найти для своего деда сиделку подешевле, но, по понятным причинам, не хотел этого делать.
Конечно, для бедной Веры с ее комплексами нахальный Артем Комар был насильником и извергом. Но при этом он представлялся человеком близким, родным и иногда даже приятным.
Но это была лирика. Не за этим приехала в Ливадию медсестра Хохлова. В Киеве она бросила все, взяла с собой все накопленные деньги – только с одной целью: найти то сокровище, о котором говорил умирающий старик Андрей Дмитриевич Комар, сын какого-то князя Яблонского.
Вера Васильевна знала, что она любила старика не меньше чем Артем. Значит, она тоже наследница.
Пока был жив младший Комар, надо было убедить его поделиться или выкрасть синюю папку… Сейчас же все стало совсем непонятно. Вера точно знала, что этой самой папки в номере Артема не было.
Она думала, отталкиваясь от фразы, что политика – грязное дело. Постепенно Хохлова построила цепь рассуждений, в которых главным виновником всего мог быть депутат Рады. Он был вроде паука, который ловит невинных мух и крадет чужие папки… Но она не такая. Даже если это Кулябко, то она заставит его поделиться.
Однокомнатные номера изначально были жилищем второго сорта. И единственный балкон выходил во внутренний дворик. Внизу стояли машины постояльцев. Справа, почти касаясь перил, рос огромный кипарис, а слева – пожарная лестница, которая вела наверх, на балкон третьего этажа.
Вере понадобилось пять минут, чтобы определить жильцов над ней – опять Кулябко! Теперь сомнений не было. Она надела легкий спортивный костюм, который соблазнительно обтягивал ее пышные формы. В десять тридцать, когда совершенно стемнело, Хохлова вскарабкалась на перила своего балкона и правой ногой дотянулась до пожарной лестницы.
Все оказалось не так сложно. Снизу ее могли видеть лишь очень случайные прохожие. Сверху – только яркие звезды на черном небе… Десять ступеней, и она спрыгнула на балкон депутата.
Дверь в спальню Кулябко была открыта и парочка мирно ворковала, планируя завтрашние поездки. Вдруг Вера услышала томный вопрос мадам депутатши:
– Я пойду приму ванну. Ты, милый, дождешься меня или как всегда?
Избранник народа проворчал что-то невнятное, но Хохлову это уже не интересовало. Она лежала на холодном балконном полу и через щель в занавеске следила за действиями госпожи Кулябко. Вот она сбросила с себя все, покрутилась перед зеркалом, нацепила халат и, активно двигая бедрами, прошла в холл… Вот в ванной зажурчала вода и раздался плеск от погружаемого тела… Пора!
Хохлова вползла в комнату и мягко перекатилась под огромную кровать… Через три минуты она услышала над собой мерное сопение, переходящее в мелодичный храп.
Из ванной раздавалось пение хитов многолетней давности. Про «два кусочика колбаски», про Леху, без которого так плохо… Вера выкатилась на прикроватный коврик, сбросила спортивный костюм и осторожно легла под бок к депутату.
Кулябко что-то промурлыкал и привычным жестом обнял пышное женское тело.
Совместный сон в планы Хохловой не входил. Она несколько раз дунула в нос депутату. Сначала ласково. Потом – изо всей силы… Он просыпался с огромным трудом.
– Ну, зачем ты так, Оксанка? У меня глаза не открываются… Ты кто такая?! Это вы? Зачем вы здесь прижимаетесь?
– Послушай, депутат. Если я закричу, то сбежится народ, будет скандал… Это понятно?
– Понятно.
– Тогда задаю вопросы… Я знаю, что Артем убит, а синяя папка у тебя. Меня интересует – согласен ли ты, Кулябко, передать мне половину сокровищ?
– Каких сокровищ?
– Клад князя Яблонского, который потом стал Комаром.
– Понятно… А где я возьму сокровища?
– В пещере… Так согласен? Или я орать буду.
– Согласен.
– Пиши расписку.
Кулябко вскочил и на маленьком столике под диктовку сотворил документ, в котором признавался в убийстве Комара, в похищении какой-то синей папки и торжественно обещал половину клада из пещеры передать медсестре Хохловой Вере Васильевне. Далее шла подпись с адресом в доме на Владимирском спуске и с номером паспорта депутата Рады Кулябко… Очень грамотно сделанный документ.
